Так мы стали жить порознь в одном доме. Если честно, еще месяц назад я был бы рад, что ученица не мельтешит перед глазами, но сейчас… Я иногда прислушивался к звукам из ее комнаты. Она пела. Особенно красиво у нее получалось, когда она грустила.
Дочь Света и Тьмы,
Рожденная любовью феникса
Учись быть одинокой.
Учись находить путь во мраке…
Кто будет с тобой?
Любить и заботиться…
Учись быть одинокой.
Отражение — твой лучший спутник.
Отвыкни мечтать, что в мире
Есть руки, что обнимут тебя…
Ты всегда знала —
Твое сердце не полюбит никто.
Так смейся одна
Дочь Света и Тьмы.
Учись быть одинокой,
Научись любить жизнь,
Которую проживешь одна.
Учись быть одинокой!
Жизнь можно прожить,
Жизнь можно любить
Одинокую…*
«Красиво… — думал я, положив пальцы на клавиши органа. — Похоже на… девиз что ли… Песня, передающая всю сущность ее судьбы и которая помогает смириться с нынешним положением. Совсем как моя «Никто не услышит».
Но грусть, уныние и депрессия затягивались. Я несколько раз звал Розу обедать, но в ответ была лишь тишина. Приходилось оставлять еду у комнаты: я думал, что она просто боится показываться мне на глаза. Мне не хватало ее компании, ее силы и решимости, колкостей и сарказма. И ее блюд конечно. Снова смеюсь. Да, Роза умеет сделать… спектакль даже из приготовления завтрака. Любит покрасоваться. Но готовит вкусно, в этом нет сомнений. И всегда при этом поет. Неважно — хорошо, плохо, просто поет и все. О, такие концерты были настоящей пыткой для моих ушей! Я не выдерживал, кричал, едва не бил посуду, а Роза все так же продолжала мне улыбаться. Ее улыбка… она была такой… такой… Для начала, искренней, нежной и такой доброй, что заходило сердце.
Я ничего о ней не знал: ни о родителях, ни о происхождении (хотя, наблюдая за ее манерой держаться за столом, предположил, что она из высоких слоев общества), ни о том, как она оказалась в Париже и чем занималась до того, как попала в мой дом. Как-то я попытался затронуть хотя бы тему ее родителей.
— Ты не скучаешь по родителям? По дому? — этими вопросами я как бы ненавязчиво намекал, что может ей пора вернуться домой.
На это девушка отвечала коротко.
— Нет, нисколько.
— Твой язык говорит одно, но глаза… — начал было я, но тут Роза так на меня посмотрела, что кровь в мгновение застыла. Я весь покрылся испариной. Больше мы к этой теме не возвращались. Мне это показалось странным, ведь раньше на любой мой вопрос она всегда отвечала подробно, местами туманно, но трогательно и с таким упоением, что часто забывала о моем присутствии. Не смотря на благородные манеры, Роза была не прихотлива, хотя и своенравна: мы могли часами спорить о чем-нибудь. Зачастую так далеко уходя от первоначальной причины спора, что все разрешалось само собой. Розу не смущало, что она находится в одном доме с мужчиной.
«Нет тут ничего такого, что повредит моей репутации. — Заверила она. — К тому же, вы не давали мне повода для беспокойства».
Однако ее женская жесть для нее значила все. Однажды, когда посреди ночи меня разбудили ее крики, чтобы попасть к ученице в комнату, пришлось буквально выламывать дверь. Господи, она своим… двойственным поведением сводила меня с ума!
И вот теперь, когда занавес сущности моей ученицы слегка приподнялся, она стала меня избегать. Может боялась встретить в моих глазах страх и отвращение? Я просто не мог найти другого объяснения. Я сам через все это прошел. Но в отличии от моего изуродованного лица магия Розы не несла в себе ничего опасного или отвратительного. Это была светлая магия! Я до сих пор ощущаю приятное тепло прикосновения этого голубоватого сияния. Я постучался к девушке.
— Роза? Роза, можно войти?
Ответа не последовало. Тогда я тихонько приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Моя ученица мирно спала на ложе из цветов, прикрывшись покрывалом. Ее красивое и всегда румяное, сияющие детской радостью лицо было покрасневшим и влажным от слез. Мое сердце замерло в этот момент, клянусь! Я впервые видел ее слезы… На негнущихся ногах подошел и аккуратно присел на край кровати. Как же хотелось обнять ее сейчас, утешить, но я боролся с этим желанием. Не очень успешно, признаюсь честно, потому что руки мои медленно, но потянулись к Розе. Вдруг она вздрогнула во сне, но, к счастью, не проснулась. От моего чуткого слуха не укрылись ее слова:
— Мама, папа… Я скучаю…