Дитя урагана

Я прекрасно там отдохнула; иногда, объезжая плантации, Пэк брал меня с собой и рассказывал мне при этом всякие истории из тех времен, когда чайные и каучуковые плантации только начинали завоевывать эту страну, когда леопарда можно было встретить прямо на дороге, дикие слоны с шумом и треском выбегали из зарослей, кобры и «тик палонги» буквально осаждали вырубки, а худшим врагом новых плантаторов были малярийные комары.

Совсем недавно у себя в бунгало они увидели кобру, которая вытянулась посреди комнаты, слегка покачиваясь в такт музыке, потому что Би разучивала в это время ноктюрн Шопена. Слуги-буддисты не хотели убивать кобру. Пэку самому приходилось расправляться с этими змеями возле бунгало, и он делал это почти так же неохотно, как буддисты.

— Кобра ведет себя как джентльмен, — сказал он. — Раздувает зоб и шипит, показывает, что злится, и всегда предупреждает о нападении.

И все же, когда заклинатель змей приковылял к ним на холм со своими корзинками и флейтой, ему разрешили выманить всех этих смертоносных гостий, затаившихся в саду. Старик был из рода потомственных заклинателей, однако в тот день ни одна змея не услышала странных ритмических завываний его флейты, много часов звучавших над садом. За несколько месяцев до этого ему, впрочем, удалось выманить из гнезда самку кобру со всем ее выводком.

После стольких лет, проведенных в Лондоне, природа и обычаи востока завораживали меня. Просыпаясь на рассвете от грохота тамтамов, извещавших тамилов о начале работ на каучуковой плантации, я видела, как белый туман поднимается над зарослями. Потом бой, худощавый красивый юноша в белой куртке и набедренной повязке, приносил мне чай и бананы на бронзовом подносе. Ужин тоже бывал весьма живописен; за раздвинутыми шторами сгущался фиолетовый сумрак, в котором мерцали светлячки, старый почтенный «аппу» в тюрбане и в безупречной белизны куртке с медными пуговицами стоял за креслом «дораи», следя, чтобы блюда подавались с соблюдением должной церемонии. Рядом с «аппу» стоял его внук, который согласно обычаю учился прислуживать белому хозяину.

Как-то вечером мальчишка, не выдержав, прыснул со смеху, когда Би в ответ на какое-то замечание мужа ласково воскликнула:

— Нари наи! (Грязная собака.)

Старик дал мальчишке подзатыльник, и тот выбежал из комнаты. Пэк по-тамильски объяснил старику, верно служившему ему еще с тех времен, когда он юношей приехал на Цейлон, что жена его не хотела никого оскорбить. Просто она не понимает значения слов, которые произнесла, вот и все, поэтому «аппу» не должен наказывать внука за непочтительность. Это была прелестная комедия смешения восточных и западных нравов.

Мне нравилась музыка, которая доносилась к нам из ближнего храма, и деревенские танцы. Сингалезцев на плантации не было. Там работали тамилы, вывезенные на каучуковые плантации из Южной Индии, и система труда, установленная европейскими плантаторами, была крайне несправедливой. Вербовщики давали тамилам аванс для выезда из Индии; но потом они никак не могли отработать свои долги. Среди тамильских рабочих существовал кодекс чести, согласно которому сын брал на себя ответственность за долги отцов и дедов, так что практически он оказывался в кабале из-за постоянно растущего семейного долга. Всякого, кто убегал с плантации, полиция ловила и возвращала хозяину.

Тамильские женщины, хотя и казались довольно привлекательными в своих ярких цветных сари, были настолько истощены, что не могли выкормить грудью своих детей. При рождении ребенка компания подносила каждой матери банку сгущенного молока — это было не только дешевой рекламой молока, но и циничным признанием того факта, что система труда на плантациях лишала женщину дарованной ей природой способности выкормить собственное дитя.

На фоне прекрасного тропического леса бараки, в которых размещались рабочие-тамилы, оскорбляли глаз. Они представляли собой бесконечные ряды строений из рифленого железа, пустых и нестерпимо душных внутри; это было уродливое порождение стяжательства дельцов, заботившихся лишь о том, как бы выжать побольше прибылей из страны и ее обитателей.

Не удивительно, думала я, что сингалезцы не работают на плантациях. Самые бедные из их хижин и те построены из дерева и крыты пальмовыми листьями. В хижинах этих прохладно, их легко отстроить заново, когда время и ураганы их разрушат. В бараках из рифленого железа, считавшихся капитальными постройками, гнездились болезни, и они становились роковой западней для многих рабочих.