Дитя урагана

— Не беда, — настаивал Хьюго. — Можно обернуть одну юбку вокруг одной ноги, а вторую — вокруг другой, и получится как раз то, что надо.

— На роу женщинам не полагается ездить по-мужски, — объяснила я. — Это просто парад лошадей и наездников с соблюдением всех правил приличия и верховой езды.

На это Хьюго заявил радостно:

— Вот мы и покажем им, как ездят верхом австралийцы.

Помня переполох, который поднял на Темзе Гарри, когда показывал, как австралийцы умеют грести, я не очень-то стремилась вызвать сенсацию на Роттен-роу, но умерить восторг Хьюго от предвкушения этого события я оказалась не в силах. К счастью, дальше разговора дело не пошло, так как он на следующий день должен был лечь в госпиталь, а я через несколько недель возвращалась в Австралию.

Но с первой же встречи мы почувствовали смутное влечение друг к другу. Хьюго отвез меня домой и взял с меня обещание навестить его в госпитале. Полковник Тодд был встревожен — ему это показалось любовью с первого взгляда. Человек грубоватый и прямолинейный, он тут же объявил:

— Можете обручиться с ним, если вам хочется, но замуж за него не выходите, пока не кончится война.

Но я и не помышляла об обручении с кем бы то ни было и, само собой, не могла вообразить, что Хьюго в мыслях зашел так далеко.

В то время как раз были опубликованы «Пионеры», и Хьюго жаждал прочесть мою книгу. Но прежде чем мы встретились с ним снова, в газетах появилось сообщение о том, что его наградили Крестом Виктории.

Я поздравила его телеграммой и тут же совершенно забыла о нем, потому что мне вдруг как снег на голову свалился братец Найджел, прибывший из Дарданелл с плавучим госпиталем. Едва успев сдать квалификационные экзамены и стать врачом, он тут же добровольно вступил в армию. Автоматически он получил звание капитана, и форма чрезвычайно ему шла. Я была несказанно счастлива видеть его и вместе с ним радовалась благополучному завершению его долгой борьбы за диплом, хотя мысль об опасностях, ожидающих брата, несколько умеряла мою радость.

Я постелила Найджелу в холле своей квартиры, и нам удалось провести вместе несколько счастливых дней, пока его не вызвали на судно.

А потом ко мне явился полковник Тодд и рассказал, что из-за запущенной раны у Хьюго внезапно начался менингит. В бреду он говорил обо мне, но, по словам полковника, идти в госпиталь мне не следует, пока Хьюго не разрешат принимать посетителей. Вскоре раздался телефонный звонок из госпиталя.

— Один раненый австралиец очень огорчен, что вы не навестили его, — сказала сестра. — Для него будет полезно, если вы придете в госпиталь.

Разумеется, я немедленно помчалась туда; Хьюго, довольно бледный, с головой, обмотанной теплым шарфом, все еще не вставал с постели, и мне стало совестно. Смущение мое усилилось, когда, схватив меня за руку, он сказал:

— Отчего вы раньше не приходили? И даже не написали ни слова?

Я рассказала о неожиданном приезде Найджела и о том, что говорил мне полковник Тодд. Вскоре мы уже непринужденно болтали о том о сем, словно тайное влечение, притягивавшее нас друг к другу, не требовало никаких объяснений.

Хьюго читал тогда «Пионеров», и я ожидала от него каких-нибудь лестных замечаний. Вместо этого он сказал:

— У вас там ошибка в первой же строчке!

— Какая же? — спросила я.

Хьюго объяснил, что я спутала крытую пролетку с фургоном. Но у такой пролетки два колеса, а у фургона четыре. Я призналась, что понятия не имела об этом различии; но издатель специально просил меня употребить слово «фургон», так как, по его словам, английский читатель не знает, что такое «крытая пролетка».

Потом к нам присоединился Рик, брат Хьюго, года на два старше его. Рик тоже лежал в госпитале после ранения, но уже выписался; через несколько дней ему предстояло выехать в свой полк в Палестину. Братья любили друг друга, как Давид и Ионафан. Рик, красивый мужчина, выше Хьюго и шире его в плечах, обладал теми же типично австралийскими качествами, которые меня восхищали в них обоих, — мужественностью, прямотой и бесстрашием кавалеристов, умеющих справляться с людьми и животными, непринужденным изяществом осанки и манер — всем, чего так не хватало лондонским моим знакомым.

— Да, побольше бы нам вот таких мужчин для улучшения породы, — заметил как-то один старый иссохший генерал, критически оглядев Рика.

Но Рику не пришлось улучшать породу. Он был убит несколько месяцев спустя во второй битве под Газой.

Хьюго рассказал мне о сражении, в котором получил рану, и об атаке на Рассел-Топ, когда был ранен Рик. Об этих боях я слышала и от полковника Тодда. Он горячо возмущался тем, что, несмотря на его протесты, в катастрофе на Рассел-Топ было бессмысленно принесено в жертву столько жизней, и с восхищением говорил о бое, который вел Хьюго на шестидесятой высоте.

Я решила написать статью для австралийской печати на материале рассказов полковника Тодда и Хьюго. Но для начала я отправила Хьюго письмо с просьбой ответить на несколько вопросов — по его подсчетам, на девятнадцать. Поступок, прямо скажем, довольно жестокий в тех обстоятельствах.