Дитя урагана

Ни повозок, ни всадников не встретилось нам в пути. Макалистер утверждал, что автомобилям никогда не пробиться по этим грунтовым дорогам через горы, потому что зимой дороги раскисают от дождей, становятся грязными и скользкими, а летом каменеют под палящим солнцем, застывая буграми и впадинами. Нам не верилось тогда, что через несколько лет здесь пройдет асфальтированное шоссе и сотни машин будут мчаться через леса там, где наши лошади с таким трудом тащились то вверх, то вниз по склонам.

В Дженоа, на высоком берегу рядом с только что отстроенным новым мостом, был заезжий двор. Лесорубы и строители моста еще праздновали это событие в баре. В комнате для гостей пылал камин. Этот камин был в чисто побеленной нише в стене, а по бокам пристроены скамейки, чтобы в холодные ночи, когда южный ветер налетает с юга, от океана, можно было присесть поближе к огню.

В тот вечер, когда мы с Макалистером приехали туда, штормовой ветер нещадно хлестал наших лошадей и леденил кровь у нас в жилах. Пошатываясь, я вошла в комнату и увидела чудесное зрелище — поленья пылали в огромном камине! Хозяйка, маленькая живая старушка, подошла поговорить со мной, пока я, съежившись, отогревалась у очага. Она стала рассказывать мне про новый мост, который ей как самой старой здешней жительнице выпала честь открывать, о наводнениях, которые сносили все прежние мосты, но тут вдруг от стойки к нам нетвердой походкой направился какой-то пьяный охотник.

— Журналистку поглядеть охота! — орал он.

— Убирайся! — прикрикнула на него маленькая хозяйка и, утихомирив, снова выдворила его.

— Так я ж никогда не видел женщину-журналистку, мамаша, — протестовал он. — Охота поглядеть журналистку!

Я поняла, что Макалистер рассказал о своей пассажирке, и это вызвало всеобщее любопытство; однако «мамаша» не могла позволить, чтобы у нее в доме вели себя недостойным образом или глазели на меня, как на какую-нибудь диковину.

На следующее утро я простилась с мистером Макалистером, поблагодарив его за доброту и сказав, что наше путешествие доставило мне большое удовольствие. Загорелые босоногие ребята Э. Дж. Брэди подвели к причалу его катер. Они должны были отвезти меня по Маллакутским озерам до лагеря Брэди, стоявшего на берегу океана.

Два часа катер, покряхтывая, бежал по серебристой сверкающей глади трех озер сказочной красоты, вытянувшихся цепочкой и отражавших пустынные холмы, поросшие лесом и еще не тронутые поселенцами. Мальчишки застенчиво улыбались в ответ на мои восторженные возгласы и управляли суденышком с ловкостью заправских матросов. Они осторожно причалили у берега, где ждала нас Норма, красивая и стройная, точно статуя, — настоящая Юнона, женщина, наделенная незаурядной духовной и физической силой, благодаря которой она стала матерью такого большого семейства и вела дом в Маллакуте, где повесился Брэди, а это в те времена была настоящая пустыня!

Лагерь состоял из нескольких большых палаток с дощатым полом, удобных и хорошо обставленных. Палатки были соединены зеленым коридором из вьющихся растений. Вокруг, куда ни глянь, видны были озеро, леса да море, набегавшее на полоску золотого песка, которая протянулась на много миль, а вдали, на востоке, темной глыбой маячил остров Габо.

Норме нравились эти места, и она с удовольствием оставалась здесь во время долгих отлучек Э. Дж. И только с приходом зимних штормов она начинала мечтать о времени, когда Брэди наконец построит для своей семьи бревенчатый дом, крытый рифленым железом. Он устроил мою поездку к Норме, хотя сам в это время должен был жить в городе, чтобы кормить семью.

Я глубоко восхищалась Нормой и уважала ее. Восемнадцатилетней девушкой она уехала с Брэди в Маллакуту, и в самые трудные для них годы, когда зачастую, по ее собственным рассказам, у нее не было денег даже на заколки для ее длинных черных волос, она оставалась непоколебимой и мужественной в своей верности ему. Брэди стал старше и был уже не тот веселый и беззаботный рыжебородый сын богемы, какого я знала в те времена, когда он редактировал «Нэйтив компэнион». Он сбрил бороду, и с ней словно бы исчезла его бесшабашность. Однако он сохранил и свою неистовую ирландскую неумеренность во всем и свое обаяние. Мне иногда думалось, что я была единственная молодая женщина, с которой он был знаком и за которой никогда не ухаживал. Он любил льстить женщинам и почти всем будоражил сердца. Просто «такая уж у него была манера», вот и все, и это вовсе не следовало принимать всерьез, как делали некоторые.

Его кратковременным увлечениям Норма не придавала значения. Глубокие и прочные узы, связывавшие ее с Брэди, были нерасторжимы. Я завоевала ее доверие тем, что понимала это, и она знала, что я это понимаю и не стану между ней и мужем. Норма брала меня с собой в дальние прогулки по лесу и рассказывала увлекательнейшие истории о немногочисленных обитателях берегов здешних озер, о трапперах, об охотниках на уток, о рыбаках и о норвежце — смотрителе гавани.