Дитя урагана

Мальчики ходили в местную государственную школу, но когда и меня хотели туда отдать, все тетки переполошились. Помню, мама все втолковывала им, что у них с отцом нет средств на мое обучение в частной школе и что если я буду хорошо учиться в государственной школе, то получу стипендию и тогда смогу поступить в какой-нибудь из хороших мельбурнских колледжей.

Еще на Тасмании я написала свой первый рассказ. К моему удивлению и восторгу, его напечатали на детской страничке в одной из мельбурнских газет. Вторым моим произведением был «Смуглый мальчик», его я написала уже в Виктории; он получил премию и вызвал целую сенсацию в нашем семействе. В рассказе описан вполне реальный соседский мальчишка; я только придумала для него небольшое приключение, чтобы он выглядел настоящим литературным героем. По отзыву снисходительного редактора, рассказ свидетельствовал о моей «литературной одаренности»; редактор рекомендовал мне изучать окружающий мир и людей, если я хочу стать писательницей. Вдобавок всем на удивление я получила за рассказ гинею, которую и отдала родителям.

Отец забавлялся от души, когда я сообщила ему о своем твердом решении стать писательницей.

— Учти, на это требуется уйма терпения... и почтовых марок, — предостерег он меня.

Отец не принимал мои литературные опыты всерьез; зато мама стала подбирать для меня книги, которые, по ее мнению, должны были развивать мои литературные таланты, если таковые и впрямь имелись.

Она дала мне «Грезы короля» Теннисона, «Эндимиона» и другие стихи Китса, «Евангелину» Лонгфелло, «Лалла Рук» Томаса Мура, «Кунжут и лилии» Рескина, «Лорну Дун» Блекмора, кое-какие из романов Скотта и Диккенса, а из сочинений Джордж Элиот — «Сайласа Марнера» и «Мельницу на Флоссе».

Сколько детей зачитывалось этими книгами! Не удивительно, что и я поддалась их очарованию — очарованию прекрасных слов и ритма стихотворений. Изображенную в них жизнь и людей я воспринимала как подлинную реальность. Большей частью я читала произведения идеалистические и романтические — таков был мамин выбор. И все же меня никогда не тянуло писать о легендарных рыцарях и дамах, я не увлекалась сказочными сюжетами. Я сочинила лишь несколько меланхолических стишков про раннюю смерть и про лилии — они сохранились в старой тетради — да еще длиннющий рассказ под названием «Любовь воина», написанный старательной детской рукой. Но с этим рассказом у меня связаны весьма печальные воспоминания.

Родители слишком были заняты друг другом и заботами, как прокормить и одеть всех нас, чтобы интересоваться моими писаниями. Зато бабушку все это очень занимало, и когда я сказала ей, что пишу рассказ под названием «Любовь воина», она захотела его посмотреть. Само собой, десяти лет от роду я мало смыслила как в воинах, так и в любви, просто это была первая попытка написать настоящий «взрослый» рассказ.

Бабушка была у тети Хэн на званом обеде, и я ворвалась туда со своей тетрадкой в черной блестящей обложке.

Через несколько дней я побежала к бабушке, сгорая желанием узнать ее мнение о «Любви воина».

Никто не слыхал, как я отворила дверь и вошла в дом, но я-то сразу услыхала голос бабушки, читавшей отрывки из моей драгоценной рукописи. И она сама и тетки хохотали над ними до упаду. Я опрометью кинулась вон из дома.

Мое самолюбие страдало. Надеждам стать писательницей был нанесен столь чувствительный удар, что какое-то время я вовсе не сочиняла ни рассказов, ни стихов.

Да вдобавок еще и тетя Лил обидела меня, посмеявшись над книжкой, которую я читала по совету мамы.

— Что это у тебя за книга? — спросила она.

— «Радость жизни» сэра Джона Лаббока Барта, — горделиво отвечала я.

— Что за нелепость — ребенку читать такие книги! — воскликнула тетя. — К тому же Барт — это не фамилия автора, а его сокращенный титул.

Примерно в это же время отец застал меня за чтением «Истории еврейского народа» Джозефуса.

— Ну, эту книгу ты не одолеешь, — заявил отец.

— Нет, одолею! — упрямо возразила я; я терпеть не могла, когда мне мешали читать.

— Ладно, я дам тебе шиллинг, если ты ее осилишь, — шутки ради предложил отец.

Честно говоря, с Джозефусом мне пришлось туго, но я твердо решила заработать шиллинг и добилась-таки своего. Кое-какие сведения, почерпнутые из этой книжки, прочно засели в моей памяти, и много позже я не раз ими пользовалась.

«Опыты» Ингерсолла отец у меня отобрал.

— Это плохая книга, — сказал он. — Незачем тебе ее читать.

Естественно, я ее прочла, как только она снова попала мне в руки. Тогда я мало что поняла; зато потом, пытаясь разобраться в своем отношении к религии, я перечла эту книгу, и мне стало ясно, почему отец не одобрял ее: ведь она подвергала сомнению принципы его веры.