Дитя урагана

К тому же после свадьбы отец с матерью возвращались на Фиджи на борту «Героя», где капитаном был Макинтош. В номере «Кроникл», посвященном этому событию, есть сообщение о концерте, устроенном на судне. Миссис Причард открыла концерт, «превосходно исполнив «Венгерский марш», а затем спела «Мечту Джесси», хотя и «чувствовала некоторое недомогание». Бедная мама! В море ей всегда доставалось. Каких героических усилий, должно быть, стоило ей это выступление! «Мистер Причард с успехом спел «Доброе рейнское вино», причем «припев был подхвачен всем обществом». Какой-то пассажир исполнил новую комическую песенку, «написанную нашим талантливым другом мистером Причардом».

То, что отец называл моим «первым литературным опытом», родилось, когда он запер меня в своем кабинете за какую-то провинность. Считая, что преступница уже раскаялась должным образом, он отпер дверь и обнаружил, что девочка не скучает. Она опрокинула чернильницу и, усевшись на письменном столе, деловито размазывала чернила по лежавшим там бумагам.

— Уходи, Том, — строго сказала она, подражая тону, каким отец часто обращался к ней. — Видишь, я работаю.

— Едва ли ты помнишь Фиджи, — сказал отец однажды, когда мне было лет пятнадцать.

— Конечно, — согласилась я. — Но помню такую картину: веранда с белыми перилами, вокруг нее розовые цветы и вдалеке — синее море. Мы с Аланом играем на веранде, а в доме кричит ребенок.

— Да ведь именно так все и было, — сказал отец. — В тот день родился Найджел; вокруг бунгало цвели олеандры. Вы с Аланом играли на веранде. Я был с вами, когда раздался крик ребенка. Ты просияла и радостно воскликнула на языке фиджи: «Мой малыш!» А мы-то думали, ты и не подозреваешь, что должен появиться ребенок.

Отца удивило, что мне запомнилось даже это немногое о жизни на Фиджи.

2

Свой старый матросский сундучок камфарного дерева с медными уголками и замком отец бережно хранил как реликвию в память первых лет, прожитых на Фиджи. Мы с братьями готовы были без конца слушать его рассказы о том, как его шхуна потерпела крушение и отец проплыл целых три мили в открытом море, толкая перед собой этот сундучок. В сундучке хранились важные документы, от одного из них зависело оправдание человека, приговоренного к смерти. Документы надо было спасти любой ценой.

Отплыв немного от места крушения, отец увидел своего фокстерьера, последовавшего за ним. Отец посадил собаку на сундук, зная, что сил ее хватит ненадолго. Сундук хорошо держался на воде, и отец мог время от времени отдыхать, плывя по течению. Океанская зыбь вынесла отца к скале, с которой ему удалось подать сигнал туземцам, жившим в дальнем конце лагуны. Они спустили на воду каноэ и доставили отца вместе с собакой и сундучком на берег.

Мы слушали рассказ отца, затаив дыхание; нам представлялось бушующее море, огромные тихоокеанские валы, а среди них — беззащитный человек, белая собака и сундучок, который спас жизнь обоим. Волны захлестывали их, но они плыли вперед, напрягая все силы, хотя надежды на спасение почти не было.

Отец знал: где-то там, далеко впереди, есть скала. И мы ликовали вместе с ним, когда он рассказывал, как нащупал ногами острый выступ кораллового рифа, встал на него и помахал туземцам прибрежной деревушки.

До гибели шхуны отец некоторое время был торговым агентом фирмы Броджиак в Левуке и доставлял товары на острова. Из альбома, где собраны вырезки его газетных статей, рассказов, стихов и пьес, из старых дневников и фотографий мне удалось почерпнуть кое-какие сведения о тех днях.

Поскольку в 1882 году он говорил о своем «почти пятнадцатилетнем пребывании на Фиджи», я, призвав на помощь все свои математические способности, пришла к выводу, что, очевидно, Томас Причард приехал на эти острова в 1868 году.

Первые страницы дневника — потрепанной тетради в матерчатом переплете с металлическими застежками — заполняют слова и выражения на языке фиджи; записи сделаны округлым, почти ученическим почерком. Пролетели годы, и в тетради появились новые строчки. Почерк за это время изменился, стал тверже, размашистее, приобрел характерную отцовскую плавность.

Следующие записи короче и касаются в основном торговых дел, доставки писем и товаров в Левуку и обратно. Одна из первых записей помечена январем 1876 года:

«В Левуке до 14-го, затем вместе с «армией» возвращаюсь в Мото Ко Були. Б. договорился, что будем платить по старым расценкам до 12-го. В среду 12-го вводится новый тариф.

22-е. Погрузил и отправил в Левуку 50 мешков зерна.

31-е. Построил загон в Сели-Сели.

1 февр. Пытался согнать лошадей за ограду. Не удалось.

2 февр. Согнал и отобрал лошадей.

10 февр. Написал Эди, Фредди, Мартину. Отправил юношей в Буа.

9 апреля. Ездил с двумя молодыми ребятами ставить вехи на дороге к На-Сара-Вага. Рука у меня на перевязи. Челноки старые, прогнили насквозь. Залило. Пустили каноэ по течению. Адская работа. Ружье, порох, спички — все намокло; потерял нож. Ругался.

13 апреля. Катер отвалил рано утром, к 5.30 вышли из устья реки и поплыли вдоль берега. Дал 4 сулу ребятам, помогавшим грузить зерно. Писал.