Дитрих первым заметил несчастье и испустил пронзительный вопль. Фройляйн Мария обернулась и тут же поняла, в чем дело. Я и сейчас словно вижу, как она срывает с шеи цепочку для часов и плывет в своей длинной шерстяной юбке сильными быстрыми гребками, окликая нас через плечо: «Всем оставаться на берегу!»
Нам с братом было всего семь, мы еще не умели плавать. Мы дрожали, плакали и крепко держали маленькую Сюзи. Мы слышали, как наша милая фройляйн Хорн кричит тонущей: «Плыви! Плыви!» Мы видели, как ей трудно было вытащить Ленхен и дотянуть ее до берега. Сначала Ленхен цеплялась за ее шею, но потом окончательно потеряла сознание, и мы слышали, как фройляйн Хорн восклицает: «Боже, помоги мне!» – теперь она плыла, таща Ленхен на спине. Доплыв до берега, она уложила фройляйн Ленхен, все еще бесчувственную, на бок и засунула палец ей в глотку, чтобы заставить ее срыгнуть воду. Дитрих легонько похлопывал ее по спине, и все мы толпились вокруг. Вскоре к фройляйн Ленхен вернулось сознание, и фройляйн Хорн произнесла длинную благодарственную молитву30.
Дети приглашали во Фридрихсбрунн друзей; правда, у Дитриха круг общения был ограничен семьей. Подолгу гостил его кузен Ханс-Кристоф фон Хазе, мальчики вместе копали рвы и бродили в густом хвойном лесу, собирая землянику и грибы. Много времени было занято чтением.
Дитрих любил устроиться под рябиной у нас на лугу и читать что-нибудь вроде «Руламанна» [6] – описание каменного века – или «Пиноккио», над которым он смеялся вслух и зачитывал нам самые смешные абзацы. Ему было тогда десять лет, но он вполне сохранил любовь к бойкой комедии. Его глубоко затронула книга «Герои среди нас» – в ней рассказывалось о детях, которые благодаря своей храбрости, присутствию духа и самоотверженности спасали других людей, причем многие истории заканчивались печально [7] . «Хижина дяди Тома» надолго заняла его воображение. Во Фридрихсбрунне он впервые познакомился с классической поэзией. Вечером мы обычно читали по ролям31.
Иногда вечерами затевали игры в мяч, приглашая на лужайку также деревенских детей, а в ненастные дни придумывали шарады и пели народные песни. Они «смотрели, как поднимается от луга и повисает на елях туман», записывала Сабина, любовались закатами. Восход луны приветствовался пением
Der Mond ist Aufgegangen,
die goldnen Sternlein prangen
am Himmel hell und klar!
Der Wald steht schwarz und schweigt
und aus den Wiesen steiget
der weiße Nebel wunderbar [8] 32.
В немецкой культуре ХХ века фольклор и религия настолько тесно переплетались, что даже семьи, не посещавшие церковь, на самом деле были глубоко привержены христианству. Эта народная песня – типичный тому пример, она начинается прославлением красоты природного мира, но вскоре превращается в медитацию об устремлении человека к Богу и, наконец, становится молитвой о подмоге нам, «бедным горделивым грешникам» – просьбой даровать нам спасение после смерти, а покуда мы живы, помочь нам уподобиться «маленьким детям, радостным и исполненным веры».