Читаем Дюльбер 1918 полностью

ВАСИЛИЙ. Они вам дорого заплатили, товарищ Задорожный?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Достаточно, чтобы хватило на ваши похороны.

ДРАЧУК. Что вы сделали для революции, товарищ Задорожный?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Я перед тобой отчитываться не буду. Партия знает мои заслуги.

ДРАЧУК. Наша задача — превратить Севастополь в революционный оазис Черноморского побережья. Севастополь должен стать Кронштадтом юга. А вы укрываете Романовых, которые десятки лет пили кровь трудового народа.

ЗАДОРОЖНЫЙ. А передо мной не агрессивный отряд белых, а царская семья, женщины, дети. Зачем их убивать?

ВАСИЛИЙ. Вы не горите идеей революции, в ваших глазах нет революционного порыва.

ЗАДОРОЖНЫЙ (подходит к Василию и смотрит в глаза.) А я в твоих глазах вижу следы вчерашней пьянки.

ДРАЧУК (подходит к Степану). А ты, браток, тоже своего комиссара поддерживаешь? А как же борьба с контрреволюцией, чувство пролетарской справедливости?

СТЕПАН. Вам же сказали — убирайтесь, и дело с концом.

Степан еще ближе приставляет винтовку к груди Драчука.

Задорожный подходит к пулемету и поворачивает его на Драчука с Василием.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Так, вы мне надоели. Даю одну минуту — и буду стрелять.

Он взводит курок на пулемете.

ДРАЧУК. Хорошо, мы уходим. Пошли, Василий. Но вы еще пожалеете об этом, товарищ Задорожный. Мы очень скоро вернемся, и вам с Романовыми несдобровать. Учтите, мы не остановимся ни перед какими средствами для того, чтобы довести дело революции до победного конца.

Драчук и Василий уходят.

Конец первого действия. Занавес.

Действие второе

Картина первая

Прошло полгода. Поздний вечер, в комнате полумрак. За окном видны отблески грозы и слышен шум шторма. Играет тревожная музыка. В гостиной мирно беседуют узницы замка «Дюльбер».

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это лето очень жаркое, уже его конец, а жара не спадает. И постоянные шторма.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Эти грозы и шторма находятся в соответствии с нашим

духовным состоянием.

Мария Федоровна подходит к зеркалу и внимательно смотрит на свое лицо.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Я совсем сделалась старухой от волнений и тревог. Кожа на лице съежилась, все лицо покрыто морщинами. Меня скоро никто не узнает.

МИЛИЦА. Ну что вы, Мария Федоровна. Мы берем с вас пример. Ваши характер и сила

воли поражают.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Вот именно, может, характер и поражает, а лицо удручает.

Она опять садится в кресло.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Давайте пить кофе.

Она разливает всем кофе в чашки.

ИРИНА. Какой-то странный вкус кофе.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Я его сварила из собранных в дубовой роще желудей.

МИЛИЦА. Откуда?

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Задорожный принес.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А вы заметили, что Задорожный стал к нам гораздо

лучше относиться? Достаточно вежлив, по пустякам не придирается. В его фанатичной

вере в революцию есть даже что-то притягательное.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. И мне кажется, что он расположен к нам. Он же понимает, что мы никакой опасности не представляем. Он умный и тактичный человек. Ему удалось

за эти полгода установить свой авторитет.

МИЛИЦА. Может, он тайный монархист, который вначале увлекся революционным движением.

ИРИНА. А вы заметили, как он мило гуляет во дворе с моей дочкой Ириной? Это такая трогательная картина; огромный верзила ведет за ручку трехлетнюю девочку.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Феликс говорит, что он почти подружился с Задорожным. Феликс помогает ему каждый месяц писать отчеты в Севастопольский Совет о поведении Романовых. Пишет, что Романовы ведут себя хорошо. Он также убеждает товарища комиссара охранять нас как можно лучше, так как мы якобы носители государственных тайн.

МИЛИЦА. Наивные разговоры. А я думаю, что достаточно ему получить приказ из Петрограда, и он пристрелит нас с превеликим удовольствием.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, когда же наконец все это пройдет и мы опять сможем жить спокойно, как все приличные люди. У меня, например, страдает чувство чистоплотности. Здесь трудно принять ванну, уже несколько дней вообще нет воды.

МИЛИЦА. Почему в Европе живут хорошо и смирно люди. Каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает вреда другим. Это же так просто. А у нас разруха, голод, гражданская война.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ревизор
Ревизор

Нелегкое это дело — будучи эльфом возглавлять комиссию по правам человека. А если еще и функции генерального ревизора на себя возьмешь — пиши пропало. Обязательно во что-нибудь вляпаешься, тем более с такой родней. С папиной стороны конкретно убить хотят, с маминой стороны то под статью подводят, то табунами невест подгонять начинают. А тут еще в приятели рыболов-любитель с косой набивается. Только одно в такой ситуации может спасти темного императора — бегство. Тем более что повод подходящий есть: миру грозит страшная опасность! Кто еще его может спасти? Конечно, только он — тринадцатый наследник Ирван Первый и его команда!

Алекс Бломквист , Виктор Олегович Баженов , Николай Васильевич Гоголь , Олег Александрович Шелонин

Фантастика / Драматургия / Языкознание, иностранные языки / Проза / Юмористическая фантастика / Драматургия
Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано
Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано

«Я стою у ресторана…» — это история женщины, которая потеряла себя. Всю жизнь героиня прожила, не задумываясь о том, кто она, она — любила и страдала. Наступил в жизни момент, когда замуж поздно, а сдохнуть вроде ещё рано, но жизнь прошла, а… как прошла и кто она в этой жизни, где она настоящая — не знает. Общество навязывает нам стереотипы, которым мы начинаем следовать, потому что так проще, а в результате мы прекращаем искать, и теряем себя. А, потеряв себя, мы не видим и не слышим того, кто рядом, кого мы называем своим Любимым Человеком.Пьеса о потребности в теплоте, нежности и любви, о неспособности давать всё это другому человеку, об отказе от себя и о страхе встречи с самим собой, о нежелании угадывать. Можем ли мы понять и принять себя, и как результат понять и принять любимых людей? Можем ли мы проснуться?

Эдвард Станиславович Радзинский

Драматургия / Драматургия