Дьюма-Ки

– Потом Джон. За ними – Мария и Ханна. Потому что Персе собиралась избавиться от всех, за исключением, возможно, Элизабет. Няня Мельда знала, что она сможет удержать Ади на один-единственный день. Но ей и требовался лишь один день.

Я показал им очередную картинку. Нарисованную в еще большей спешке. Вновь няня Мельда и Либбит стоят на мелководной части бассейна. Новин лежит на краю, одна тряпичная рука касается воды. А рядом с Новин стоит керамический кег с широкой горловиной и словом «TABLE» на боковой поверхности.

– Няня Мельда сказала Либбит, что та должна сделать. И она сказала, что та обязательно должна это сделать, что бы ни увидела в голове и как бы громко ни кричала Персе, требуя, чтобы девочка остановилась… потому что она будет кричать, сказала няня Мельда, как будто знала. И им остается только надеяться, сказала она, что Персе узнает об их замысле слишком поздно, чтобы что-нибудь изменить. А потом няня Мельда сказала… – Я замолчал. След заходящего солнца на воде становился все ярче и ярче. Я знал, что надо продолжать, но просто не мог разлепить губ. Не мог.

– Что, мучачо? – мягко спросил Уайрман. – Что она сказала?

– Мельда сказала, что она тоже может кричать. И Ади может кричать. И ее отец. Но Либбит не должна останавливаться. «Не останавливайся, дитя, – наказала ей няня Мельда. – Не останавливайся, или все будет зазря».

И тут, словно по своей воле, моя рука вытащила из кармана черный карандаш и написала два слова под примитивным рисунком девочки и женщины в плавательном бассейне:

не останавливайся

Мои глаза наполнились слезами. Я зашвырнул карандаш в заросли униолы и вытер слезы. Полагаю, карандаш до сих пор там, куда я его бросил.

– Эдгар, а гарпуны с серебряными наконечниками? – спросил Джек. – Вы ничего о них не сказали.

– Не было тогда никаких магических чертовых гарпунов, – устало ответил я. – Они появились позже, когда Истлейк и Элизабет вернулись на Дьюма-Ки. Уже и не скажешь, кому пришла в голову эта идея, и, возможно, ни один не мог точно сказать, почему эти гарпуны приобрели для них такую важность.

– Но… – Джек вновь нахмурился. – Если в двадцать седьмом гарпунов не было… тогда как…

– Не было серебряных гарпунов, Джек, но хватало воды.

– Вот этого я не понимаю. Персе вышла из воды. Она олицетворяет воду… – Он посмотрел на корабль, чтобы убедиться, что тот на месте. Корабль никуда не исчез.

– Верно. Но в бассейне ее хватка слабела. Элизабет это знала, но не понимала, как этим воспользоваться. Да и откуда? Она была ребенком.

– Твою мать! – Уайрман хлопнул себя по лбу. – Бассейн. Пресная вода. Это же был бассейн с пресной водой. Пресная, как противоположность соленой.

Я нацелил на него палец.

Уайрман коснулся рисунка, на котором керамический кег стоял рядом с куклой.

– Это пустой кег? Они наполнили его пресной водой?

– Я в этом не сомневаюсь. – Я отложил рисунок с кегом в сторону и показал им следующий. С запечатленным на нем видом, который открывался практически с того места, где мы сейчас и сидели. Только что поднявшийся над горизонтом лунный серп светит между мачтами корабля-призрака (а я-то надеялся, что больше мне никогда не придется его рисовать). А на берегу, у кромки воды…

– Господи, это ужасно, – выдохнул Уайрман. – Перед глазами все расплывается, но это ужасно.

Моя правая рука зудела, пульсировала. Горела. Я наклонился и коснулся рисунка рукой, которая, я надеялся, никогда больше мне не покажется… хотя и боялся, что такое может случиться.

– Я смогу это увидеть за нас всех.

Как рисовать картину (XI)