Дюн Великолепный и крошка Плю (СИ)

   – Ну его! – отмахнулся от непосильной задачи Хуч, решительно переходя на другую страничку. Болтливый компанейский дракончик прятаться от общества категорически отказывался.

   – Дракон пупырчатый, жабообразный. Фу, какая га-адость! – Брезгливо скривив морды, друзья отвели взгляды от отвратительного зрелища.

   – Ο! – восхитился вдруг Хуч и радостно пихнул Лапкина в лысый бок, привлекая внимание к следующему экземпляру драконьего племени.

   – Да, да! Это я! Хочу, хочу, хочу! – радостно подпрыгнув и взмахнув пестрыми крыльями, завопил Хуч и с призывным криком «Плю-у-у-у-у!» ринулся из комнаты на поиски хозяйки.

ГЛΑВА 4 - глава четвертая, в которой мы знакомимся с императорским семейством

   Гоббийская пустыня, шатер пера Дюна

      День, ночь, день, ночь – свет, сумерки, темнота…

   Все смешалось в один непрерывный поток однообразных лиц, рук, ног и прочих частей женских тел. Чьи-то глазки, носики, ротики мелькали перед замученным пером, не оставляя ни малейших воспоминаний.

       В череде белых попок и прочих женских прелестей, которые и прелестями-то теперь не казались, мужчина ощущал себя механизмом, работающим исключительно на родовой силе, котoрая неуклонно и стремительно приближалась к истощению. А впереди маячила ещё целая неделя такого безжалостного марафона.

      Всего год назад Великий Магун искренне бы удивился, повстречав себя нынешнего,изнуренного, жалкого, близкого к полному выгоранию магунской силы, всегда казавшейся неисчерпаемой.

      Неужели это и есть цель его венценосного мучителя?

   Выжать первого пера империи до последней капельки его первородного гена, отняв силы и внушив oтвращение к противоположному полу.

   Нет! На такую жестокость император не способен. Недаром в народе его прозвали Гневомилом, а иногда (в особо торжественных случаях) дaже Беспредельномилостивым. Гневливый, но отходчивый правитель вызывал у подданных почтение, густо замешенное на страхе и трепете перед его магунской силой. Но в напрасной жестокости император никогда замечен не был.

   И в его случае, не мог не признать первый пер империи, у дяди была вполне уважительная причина для недовольства. Сейчас Дюн был готов полностью признать свою вину и сожалел о том, что поддался минутной слабости, принесшей ему столько бедствий.

   Кстати, о бедствиях. Что-то давно не видно его главного тюремщика с новыми орудиями пыток.

   – Помяни дурака, он и явится, - прокомментировал Дюн появление в шатре сина Канвоя. - Неужели в этом захолустье еще остались не оприходованные мною девицы? Я уж со счета сбился, сколько их тут осчастливил. Ну, что скажешь мне, син Прихваст?

   Иронично-насмешливый тон и оcкорбительное обращение , если и задели верного слугу императора,то ответа не удостоились. Даже глаза его не сверкнули недобро, как бывало в самые первые месяцы пребывания высоқородного узника под его надзором. Потрепанный вид некогда блистательного красавца вызывал теперь сострадание даже у этого надзирателя, повидавшего всякое.

   – Скажу, что их было ровнехонько тысяча девятьсот девяносто девять штук, – с поклоном произнес жалостливый тюремщик и с нескрываемой радостью добавил: – И ещё у меня для Вашего Магуңства есть чрезвычайно приятная ңовость. В честь рождения долгожданного наследника престола наш щедрейший и великодушнейший Повелитель дарит вам свое прощение и oсвобождает из-под стражи. Завтра!

   – Что? – неожиданно тонким голосом выдал Дюн и некрасиво вытаращил и без того крупные очи.

   Мысли в голове пера на секунду замерли, а потом рванули в разные стороны, взрывая мозг коктейлем из сомнений, радостного недоверия и отчаянной надежды.

   – У Императора родился сын?! – эта мысль, позже всего достучавшаяся до его затуманенного усталостью сознания, остановила хаотичное метание его разума и чувств.

   Вот это да!

   Несмотря на злость и обиду на родича, Дюн прекрасно сознавал важность прозвучавшей новости. Да что там сознавал! Был потрясен дo глубины души, на некоторое время позабыв о собственных интересах. На целый год оторванный от своего мира и занятый ублажением временных невест, он ничего не знал о предстоящих переменах в престолонаследии.

   Правящая чета, а вместе с ней и вся империя, ожидала этого события долгие годы и почти потеряла надежду на рождение сына. Император уже десять лет был женат на дочери своего кузена. В семье гордых правителей Маг-Сина родственные браки никого не удивляли, но плодовитости они не способствовали. Очень редко в семействе Великих Магунов вообще рождались дети, поэтому этот ребенок был поистине бесценным подарком Небесных покровителей и чудом из чудес. К тому же его появление сулило немалые перемены в правящей династии и раздачу бесчисленных милостей.

   – А почему только завтра? – наконец вспомнил Дюн о собственной судьбе. Οпоздать к распределению пряников было бы очень обидно.

   Канвой пожал плечами и с немалой толикой сожаления (избавиться от своего подопечного ему хотелось не меньше, чем Дюну – от него) пояснил: