Дюна

— Я уже говорила вам, — сказала она. — Что нам следовало понять друг друга раньше. Я имею в виду, что тебе следовало понять меня. Я тебя уже поняла. И теперь я должна сказать тебе, что твоя лояльность по отношению к Герцогу полностью гарантирует тебе безопасность по отношению со мной.

Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим губам.

— Если бы я нуждалась в этом, Герцог бы женился на мне, — сказала она. — Он даже мог бы подумать, что делает это по собственной воле.

Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой мешал ему позвать охрану. Контроль… и неуверенность в том, позволит ли эта женщина сделать ему это. В каждой клеточке его тела жили воспоминания о том, как она взяла его под контроль. В эту минуту колебаний она могла вытащить оружие и убить его.

Есть ли у каждого человека такое слепое пятно? — удивлялся он. Может ли каждый человек подчиниться приказу, прежде чем он сможет сопротивляться? Эта мысль ошеломила его. Кто может остановить лицо, обладающее такой властью?

— Мы мельком заглянули в тайну Бене Гессери, — сказала она. — А то, что я сделала, относительно несложная вещь. Всего моего арсенала вы не видели.

— Почему же вы не уничтожили врагов Герцога? — спросил он.

— Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? — спросила она. — Вы бы хотели, чтобы я сделала нашего Герцога слабым, заставив его во всем опираться на меня?

— Но с такой властью…

— Власть — палка о двух концах, Зуфир, — сказала она. — Ты думаешь, до чего же ей легко ковать оружие, которое может стать смертельным для врага. Это верно, Зуфир, даже для тебя. Но чего я достигну? Если бы все Бене Гессерит так поступали, то не стали бы мы все подозрительными в глазах людей?

Мы не хотим этого, Зуфир. Мы не намерены разрушить сами себя. — Она кивнула. Мы действительно существуем, чтобы служить.

— Я не могу вам ответить, — сказал он. — Вы знаете, что я не могу.

— Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь, Зуфир, — сказала она. Я знаю тебя.

— Моя госпожа… — И снова старик пытался глотнуть пересохшим ртом.

Он подумал: «Да, у нее огромная власть. Но разве это не делает ее еще более ценным инструментом для Харконненов?»

— Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями так же быстро, как и врагами, — сказала она. — Теперь я верю в то, что ты проникнешь в тайну подозрения и разгадаешь ее.

— Если это докажет его необоснованность, — сказал Хават.

— Если, — фыркнула она.

— Если! — сказал он.

— Ты очень упрям, — сказала Джессика.

— Осторожен, — сказал он, — и знаю, что такое ошибка.

— Тогда предложу тебе еще один вопрос, — сказала она: — что означает для тебя тот факт, что ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, а другой человек держит ножу твоего горла и все же отказывается убить тебя, освобождает тебя от оков и отдает нож в твое пользование?

Она встала и повернулась к нему спиной.

— Теперь ты можешь идти, Зуфир.

Старый ментат, колеблясь, встал. Его рука скользнула в отверстие туники за смертоносным оружием. Он вспомнил о кольце быка, об отце Герцога (который был храбрым человеком, каковы бы ни были другие его качества) и об одном дне корриды: свирепое черное чудовище стояло, наклонив голову, смущенное и неподвижное. Старый герцог стоял, перекинув огненный плащ через руку под одобрительный гул толпы.

Я бык, а она матадор, подумал Хават. Он убрал руку с оружия и посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.

Он знал, что как бы не закончилось это дело, он всегда будет вспоминать эту минуту, и никогда не потеряет чувства глубокого восхищения перед превосходством леди Джессики.

Он повернулся и спокойно вышел из комнаты.

Джессика отвела взгляд от окна, обернулась и посмотрела на закрытую дверь.

— Теперь будем ждать нужного действия, — прошептала она.

* * *

«Вы боретесь со скалами.
Вы сражаетесь с тенями
Вы охвачены
Какой-то дремотой?
Время отошло.
Ваша жизнь украдена.
Вы увязли в пустяках
Жертвы собственной
Глупости».

Погребальная из песни Муад Диба, принцессы Ирулен.

Лето стоял в фойе своего дома, изучая записку при свете единственной лампы. До рассвета было еще несколько часов, ион почувствовал усталость. Посланник Свободных только что передал эту записку одному из солдат наружной охраны. Герцог как раз вернулся с командного поста. В записке было: «Столб дыма днем, сноп огня ночью». Подписи не было. Что это могло означать? — думал он.

Посланник ушел раньше, не дожидаясь ответа. Он растаял в ночи.

Лето сунул записку в карман туники, думая позже показать ее Хавату. Откинув со лба прядь волос, он глубоко вздохнул. Таблетки против усталости начинали терять остроту действия. Прошли два долгих дня со званного обеда и еще больше времени с тех пор, когда он спал.

Больше всех проблем его утомило беспокойное совещание с Хаватом, отчет о встрече его с Джессикой.