Дюна

Смерть в пустыне — достаточно обычное дело. Но Свободная, пристрастившаяся к семуте, — это такая редкость, что Пол послал сестру осмотреть место с использованием приемов, которым научила ее мать.

Алия ничего не узнала. Ее присутствие лишь набросило дополнительный ореол загадочности на это загадочное происшествие. Она услышала шаги гхолы по песку и взглянула на него. Его внимание немедленно переместилось на парящие над их головой топтеры.

«Бойся Союза, приносящего дары», — подумала она.

Погребальный топтер и ее собственная машина стояли на песке у скалистого уступа за гхолой. Алии захотелось побыстрее улететь отсюда.

Но Пол ожидал, что она заметит нечто такое, что пропустили остальные. Она изнемогала в своем стилсьюте, который казался удивительно непривычным после многих месяцев городской жизни. Она посмотрела на гхолу в надежде, что тот знает что-нибудь важное об этой смерти. Из-под капюшона его стилсьюта выбился клок черных волос. Ей захотелось поправить эти волосы.

И как будто привлеченные этим ее побуждением, его серые металлические глаза обратились на нее. Она вздрогнула и с трудом отвела свой взгляд.

Женщина-Свободная умерла здесь от яда, называемого «врата ада». Свободная, употреблявшая семуту! Теперь и Алия разделяла беспокойство Пола.

Погребальные служители терпеливо ждали. В теле оставалось совсем мало воды, и им не было нужды торопиться. Всем казалось, что Алия таинственным способом читает правду, заключенную в этих останках.

Но никакой правды она не видела.

Лишь слабый гнев шевельнулся в ней при этих очевидных мыслях служителей. Эти мысли — продукт проклятой религиозной мистики. Она и ее брат не имели права быть просто людьми. Они должны были быть чем-то большим. Бене Гессерит позаботились об этом, манипулируя наследственностью Атридесов. Ее мать тоже внесла свой вклад, направив их на путь колдовства.

А Пол увековечил это различие.

Преподобные матери, заключенные в памяти Алии, беспокойно шевелились, внушая ей: «Спокойно, малышка! Ты то, что ты есть. У тебя есть компенсация».

«Компенсация!»

Жестом она подозвала гхолу. Тот остановился близ нее, внимательный и терпеливый.

— Что ты видишь в этом? — спросила она.

— Мы, возможно, никогда не узнаем, кем была умершая, — сказал он. — Голова, зубы исчезли. Руки… Маловероятно, чтобы сохранилась ее генетическая запись, с которой можно было бы сравнить клетки.

— Яд тлелаксу, — сказала она. — Что ты об этом думаешь?

— Этим ядом пользуются многие.

— Верно. И труп слишком разложился, чтобы его можно было восстановить, как твое тело.

— Даже если доверить это дело тлелаксу, — добавил он. Она кивнула и встала.

— Отвезешь меня в город.

Когда они поднялись в воздух, направляясь на север, она сказала:

— Ты управляешь точно так, как это делал Дункан Айдахо. Он задумчиво посмотрел на нее.

— Мне уже говорили об этом.

— О чем ты думаешь сейчас?

— О многом.

— Не уклоняйся от вопроса, черт возьми!

— От какого вопроса?

Она посмотрела на него в удивлении.

Он встретил ее взгляд и пожал плечами. «Жест Дункана Айдахо», — подумала она. Хрипло и напористо она сказала:

— Я только хотела проверить твою реакцию на свой голос. Меня беспокоит смерть этой молодой женщины.

— Я думал не об этом.

— О чем же?

— О странном чувстве, которое я испытываю, когда люди говорят о том, кем я мог быть.

— Мог быть?

— Тлелаксу чертовски умны.

— Не слишком. Ты был Дунканом Айдахо.

— Вероятно. Таков их прямой расчет.

— Значит, у тебя есть эмоции?

— В известной мере. Я чувствую нетерпение, беспокойство. Иногда мне приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать. У меня бывают… вспышки воображения.

— Какие именно?

— Слишком быстрые, чтобы распознать… спазмы… почти воспоминания.

— Тебе они интересны?

— Конечно. Любопытство подталкивает меня к людям, но я движусь с большой неохотой. Я думаю: «А что, если я не тот, кем они меня считают?» Эта мысль мне не нравится.

— И это все, о чем ты думаешь?

— Вам лучше известно, Алия.

Как он смеет звать ее по имени! Она чувствовала, как вспыхивает в ней гнев и тут же угасает от звуков его голоса: негромкие полутона, мужская уверенность. Уголок ее рта дернулся. Она стиснула зубы.

— Это не Эль Куде — там, внизу? — спросил он, наклоняя крылья, чем вызвал легкую панику в их эскорте.

Она взглянула вниз, на тень их топтера, передвигающуюся по мысу, над тропой Харт, — здесь, под утесом и скальной пирамидой, покоится череп ее отца.

— Эль-Куде — это святое место, — промолвила она.

— Мне нужно как-нибудь посетить его, — сказал он. — Поклонение останкам вашего отца может вызвать во мне воспоминания, которые я смогу удержать.

Она неожиданно поняла, как сильна в нем потребность узнать, кто он такой. Это было его главным стремлением. Она оглянулась на утес, уходящий своим наклонным основанием в море песка, на скалы цвета гвоздики, поднимающиеся из дюн, как корабли среди бурных волн.

— Поверни назад, — сказала она.

— Но эскорт…

— Они последуют за нами, когда мы пролетим под ними. Он повиновался.

— Ты верно служишь моему брату? — спросила она, когда они легли на новый курс, а эскорт повернул за ними.