— Я служу Атридесам, — ответил он официальным тоном.
Она увидела, как поднялась и опустилась его правая рука — почти как в салюте, принятом на Каладане. Лицо его стало задумчивым. Она следила, как он вглядывается вниз, в скальную пирамиду.
— Что тебя беспокоит? — спросила она.
Губы его шевельнулись, голос был хриплый, резкий:
— Он был… он был… — по его щекам катились слезы.
Алию охватил благоговейный страх, страх Свободных. Он отдает воду мертвым! Ритуальным жестом она коснулась пальцем его щеки, ощутила слезы…
— Дункан… — прошептала она.
Он не отрывал взгляда от могилы внизу. Она повторила громче:
— Дункан!
Он покачал головой и посмотрел на нее. Его металлические глаза засверкали.
— Я… почувствовал… руку на своем плече, — прошептал он. — Я чувствовал ее. — В горле у него хрипело. — Это был друг… мой друг.
— Кто?
— Не знаю. Я думаю… Я думаю, это был… Нет, не знаю.
Сигнал вызова вспыхнул перед Алией: капитан эскорта хотел знать причину возвращения в пустыню. Она взяла микрофон и объяснила, что они вспомнили место захоронения ее отца. Капитан напомнил, что час уже поздний.
— Мы возвращаемся на Арраки, — ответила она и повесила микрофон. Хейт перевел дыхание и повернул топтер.
— Ты чувствовал руку моего отца на своем плече? — спросила она.
— Может быть…
Теперь это был голос ментата, подсчитывающего процент вероятности. Она видела, что к нему вернулось самообладание.
— Ты знаешь, откуда у меня воспоминания об отце?
— Представляю.
— Попробую объяснить. — Она вкратце рассказала, как проснулась в сознании еще во чреве матери — ужаснувшийся зародыш, наделенный знаниями бесчисленных жизней, впечатанных в его нервные клетки, — и все это уже после смерти отца.
— Я знаю отца, как знала его моя мать. Все, до мельчайших подробностей. В некотором смысле я и есть моя мать. У меня все ее воспоминания до того, как она выпила Воду Жизни и впала в транс переселения.
— Ваш брат объяснил мне это.
— Почему?
— Я спросил.
— Но зачем?
— Ментату необходимы данные.
— Ага… — Она посмотрела вниз, на плоскогорье у Защитной стены — изломанные скалы, пропасти, ущелья.
Он заметил направление ее взгляда и сказал:
— Очень открытое место там, внизу.
— Нет, там легко спрятаться. — Она посмотрела на него. — Оно напоминает мне человеческий мозг с его извилинами.
— Айях! — неожиданно воскликнул он.
— Что это значит? — она рассердилась на него, хотя причина этого не была ясна ей самой.
— Вы бы хотели знать, что скрывает мой мозг, — сказал он с интонацией не вопроса, а утверждения.
— Откуда ты знаешь, что я не видела тебя своей силой предвидения?
— А вы видели? — он казался искренне заинтересованным.
— Нет!
— Сибиллы тоже имеют свои пределы, — сказал он.
Казалось, что он забавляется гневом Алии, и это уменьшило ее гнев.
— Забавляешься? Ты не уважаешь мой дар? — спросила она. Но даже ей самой вопрос показался неубедительным.
— Я уважаю ваши предзнаменования и знаки, возможно, больше, чем вы думаете, — сказал он. — Я был на приеме во время вашего утреннего Ритуала.
— И что же?
— У вас большие способности к символике, — ответил он, сосредоточив все внимание на приборах топтера. — Это область Бене Гессерит. Но, подобно многим другим колдуньям, вы относитесь к своей власти беспечно.
Она почувствовала приступ страха.
— Как ты смеешь!
— Я смею гораздо больше, чем думают мои создатели, — сказал он. — Из-за этого редкого факта я и остаюсь с вашим братом.
Алия изучала стальные шары, которые служили ему глазами. В них не было человеческого выражения. Капюшон стилсьюта скрывал линии его челюстей. Рот оставался крепко сжатым. В нем была большая сила… и определенность. В словах его звучала уверенность: «… смею гораздо больше…» Так мог сказать Дункан Айдахо. Неужели тлелаксу создали своего гхолу лучше, чем рассчитывали? Или же это простое притворство?
— Объяснись, гхола, — приказала она.
— Познай себя — таков приказ? — спросил он. И снова она почувствовала, что он забавляется.
— Не играй со мной словами, ты… недочеловек! — Она поднесла руку к рукоятке крисножа. — Зачем тебя подарили моему брату?
— Ваш брат сказал мне, что вы следили за представлением посла. Вы уже слышали мой ответ на этот вопрос.
— Отвечай снова — теперь мне!
— Я создан, чтобы уничтожить его.
— Это говорит ментат?
— Вы знали ответ заранее, — укорил ее гхола. — И вы знали также, что такой дар не был необходим: ваш брат и так уничтожает себя.
Она взвешивала его слова, продолжая держаться за рукоять крисножа. Хитрый ответ, но в голосе звучит искренность.
— Зачем же тогда дар?
— Возможно, это позабавило тлелаксу. Но правда и то, что Союз предназначил меня в качестве подарка.
— Зачем?
— Ответ тот же.
— По-твоему, я беззаботно отношусь к своей власти?
— А как вы ее проявляете?
Его вопрос совпал с ее собственными мыслями. Она убрала руку с ножа и спросила:
— Почему ты сказал, что мой брат уничтожает себя?
— О, полно, дитя! Где же ваша хваленая власть? Где ваша способность рассуждать?
Сдерживая свой гнев, она сказала:
— Рассуждай за меня, ментат.