Дюна

Хотя кое-кто из критиков восхищается галакто-историческим фоном романа, его лихо закрученной политической интригой — подозреваю, это происходит скорее по инерции. В самом деле, ничего необычного и уж тем более экстраординарного тут нет. Немало фантастов — начиная с Роберта Хайнлайна и Айзека Азимова — создавали свою «историю будущего», бытописали разного рода галактические империи и леденящие душу злодейские замыслы нехороших баронов супротив благородных графов и герцогов (в отдельных случаях бывало, правда, и наоборот)… Каюсь, все это порядком успело даже навязнуть в зубах. И потому не знаю, как у вас, а у меня злоключения герцогского отпрыска Пола Атридеса особого интереса не вызывают.

Но.

Хаджра Муад-Диба, его превращение из изгоя в вождя вольнаибов, этих бедуинов Аракиса — дело иное. Здесь уже следишь за каждым шагом, за каждым поворотом фабулы, за каждой мыслью. И мысли, надо сказать, в большинстве своем далеко не ординарны…

Но.

Пожалуй, во всем опыте англо-американской НФ нет ни одного измышленного воображением писателя мира, сотворенного столь детально, столь комплексно, столь гармонично, как Дюна. Само по себе желание «миротворчества» посещало многих. Удивительно сладкий это искус — создать мир по собственному произволу, ощутить себя демиургом, богом-творцом. «И трудны функции Бога фантасты берут на себя», как писал некогда Вадим Шефнер… Многие, повторяю, брали. Вспомните Урсулу Ле Гуин — «Планету изгнания», «Изнанку тьмы»… Вспомните Хола Клемента — «Огненный цикл», «Экспедицию „Тяготение“». Примерам несть числа. И все-таки «Дюна» стоит в этом ряду особняком. Она уникальна не только по степени и мастерству разработки фантастической модели — и другие авторы умели быть детальными, и они разрабатывали для своих измышленных планет хронологии, словари и мифы — но и по удивительному ощущению достоверности, по — странное слово! — обаянию этого жестокого безводного мира.

Но.

Говорят, талант — это умение оказаться в нужное время в нужном месте. «Дюна» упала на благодатную почву нарождающегося экологического движения, пробуждающегося экологического сознания. И не удивительно, что адепты «Green Peace» и других подобных объединений подняли роман на щит, именуя его не иначе, как «блистательным пособием по экологии»; его даже стали использовать в университетских курсах… Здесь я позволю себе маленькое отступление: в этой связи (и вообще в связи с триумфальным успехом романа) Герберта стали приглашать читать лекции в различных университетах, а родной Вашингтонский университет даже предложил ему занять профессорскую кафедру. Герберт немало гордился тем, что с подобными предложениями обращаются именно к нему — человеку, так и не завершившему университетского курса и не получившему степени бакалавра… Однако вернемся к роману.

Но — и последнее но.

Герберт умудрился совместить несовместимое — динамичное действие, свойственное НФ и приключенческому жанру, с глубоким психологизмом, присущим — по крайней мере, так считалось до сих пор — исключительно литературе реалистической. Именно в силу этого обстоятельства некоторые критики упорно не желали «отдавать» «Дюну» фантастике, причисляя ее исключительно к General Fiction, Большой Литературе, литературе главного потока… Детские игры — литература бывает просто талантливая или бездарная…

Вот в силу всех этих «но» и приходится признать, что «Дюна» — воистину явление уникальное. Правда, относится это прежде всего к первому роману. Как нередко случается, следующие — хотя Герберт продолжал наращивать свое мастерство повествователя — все-таки по богатству замысла уступали зачину. Их успех был вызван уже скорее умелой рекламой, страстью к циклам и сериям, магией имени и иными более или менее внелитературными причинами.

Для самого Герберта успех «Дюны» послужил мощным стимулом. В следующем, 1966 году он выпустил разом три романа: «Зеленый мозг», рассказывающий об экологической катастрофе, в результате которой мутировавшие насекомые обрели коллективный разум, а человечество вступило с ними в симбиоз; «Цель — пустота», повествующий о создании некоего суперкопьютера, осознавшего себя личностью и возомнившего себя Богом; и наконец, «Глаза Гейзенберга», посвященный проблемам генной инженерии и бессмертия. К этой последней теме Фрэнк Герберт вернулся два года спустя в романе «Создатели небес», значительно переработанном в 1977 году.

В этих книгах определился круг тем, в первую очередь интересующих Герерта. Это проблемы эволюции разума — в любых вариантах, будь то человеческого, кибернетического или интеллекта инопланетных существ. Это эволюция жизни, стремящейся к достижению бессмертия. Это создание отличающихся от современной человеческой моделей цивилизаций. И наконец, это сотворение миров.