Дюна

Герцог закрыл глаза. Он сгорбился и казался усталым и постаревшим. Не может быть, думал он. Эта женщина открыла мне свое сердце.

— Можно ли вернее погубить человека, чем внушить подозрение к тем, кого он любит? — прошептал он.

— Такой вариант мы тоже учли. Тем не менее…

Герцог открыл глаза. Он смотрел на верного ментата и думал: Пусть подозревает. Подозревать — его ремесло, а не мое. Лучше сделать вид, будто я поверил ему, чтобы он не утратил бдительность в следующий раз.

— И что же ты собираешься делать?

— Прежде всего обеспечить постоянное наблюдение, милорд. С нее ни на минуту нельзя спускать глаз. Я позабочусь, чтобы у моих людей не возникало никаких препятствий. Для этой работы идеально подошел бы Айдахо. Через неделю или около того мы постараемся его отозвать. У меня есть молодой парень, которого мы как следует натаскали. Он прекрасно сможет заменить Дункана у вольнаибов. Очень способный дипломат.

— Смотри, с вольнаибами нужно тонкое обращение.

— Не беспокойтесь, мой господин.

— А что насчет Поля?

— Пожалуй, придется предупредить доктора Юха.

Лето повернулся к Хайвату спиной.

— Я во всем полагаюсь на тебя, Суфир.

— Постараюсь оправдать ваше доверие, милорд.

На это в самом деле можно рассчитывать, подумал герцог. Не оборачиваясь, он сказал:

— Я хочу развеяться. Если буду нужен, то я в пределах здания. Пусть часовые…

— Милорд, перед тем как вы уйдете, я хотел бы показать вам фильм. Это первый, пока еще общий обзор религии вольнаибов. Если изволите вспомнить, вы просили меня подготовить доклад на эту тему.

Герцог немного помедлил.

— Это может обождать?

— Разумеется, милорд. Да, вы еще спрашивали, что они тогда орали. Слово «Махди». Оно относилось к молодому господину. Когда они…

— К Полю?

— Да, милорд. У них есть легенда, пророчество, если угодно, что к ним должен прийти вождь, сын бен-джессеритки, который дарует им подлинное освобождение. Обычные мессианские представления.

— Они приняли Поля за этого… этого?..

— Они только надеются, милорд, — Хайват протянул ему капсулу с фильмом.

Герцог взял ее и сунул в карман.

— Посмотрю попозже.

— Конечно, милорд.

— Сейчас мне нужно время… подумать.

— Да, милорд.

Лето глубоко, тяжело вздохнул и вышел. Закрыв за собой дверь, повернул направо, заложил руки за спину и отправился бродить по коридору. Он совершенно не замечал, куда идет: коридор, лестница, вестибюль, балкон, опять коридор. Люди вытягивались перед ним в струнку и отходили в сторону, давая дорогу.

Через какое-то время он снова оказался в конференц-зале. Там было темно, на столе спал Поль, укрытый плащом часового, под головой — солдатский вещмешок. Стараясь не шуметь, герцог прошел на балкон, который выходил на летное поле. На балконе, в углу, стоял часовой. В свете далеких огней космодрома он узнал герцога, отдал честь и замер по стойке смирно, ожидая приказаний.

— Вольно, — пробормотал Лето. Он прислонился к холодным балконным перилам и наклонился вниз.

Пустыня терялась в предрассветных сумерках. Он поднял глаза. Прямо над ним, как блестки на темно-синей шали, сверкали звезды. На юге, над самым горизонтом, светилась сквозь тонкую дымку вторая луна. Она словно смеялась над ним — презрительная, холодная, недоверчивая.

Герцог смотрел, как она опускалась за утесы Большого Щита, обливая их льдистым блеском. Она исчезла, и показалось, будто стало совсем темно и холодно. Лето поежился.

Гнев молнией сверкнул в его мозгу.

Больше я никогда не позволю Харконнену охотиться на меня и устраивать засады. Тоже мне, ходячая куча дерьма с куриными мозгами! Подлый палач! Тебе не удастся выжить меня отсюда. С неожиданной печалью ему подумалось: Мне нужны зоркие глаза и острые когти, как ястребу среди мелких пташек. И его пальцы неосознанно погладили ястребиный хохолок, вышитый на левом кармане.

На востоке мгла начала редеть, брызги света разлетелись по небу, словно соперничая со звездами. И наконец темный ремень горизонта лопнул, не в силах больше сдерживать туго налившийся рассвет.

Картина была поразительной красоты. Она целиком поглотила его внимание.

Да, есть вещи, которые хочется запомнить навсегда, думал он.

Он никак не предполагал, что здесь возможна такая красота — багровый горизонт и охряно-пурпурные скалы. Впереди, за летным полем, блестели утренней росой огромные поляны, пестрящие алыми маками. Среди них, как следы великанских ног, темнели участки, усеянные фиалками.

— Красивое утро, мой господин, — сказал часовой.

— Угу.