Дюна

Говорили они лишь при необходимости, хриплые голоса обоих выдавали крайнюю усталость.

– Осторожно, здесь скользко – камень присыпан песком.

– Не разбей голову – уступ нависает…

– Не вылезай из-за гребня, луна у нас за спиной – нас легко будет заметить.

Пол остановился, прислонившись ранцем к каменистой стенке.

Джессика вытянулась рядом с ним, радуясь минутному отдыху. Услышав, как Пол потягивает влагу из трубки конденскостюма, она приложилась к собственной. Переработанная вода была безвкусной. Джессика припомнила воды Каладана, дугу высокого фонтана на фоне синего неба – такое немыслимое богатство, тогда оно даже не осознавалось… Она замечала лишь форму струи, плеск воды, блеск капель.

«Остановиться бы, – подумала она. – И отдохнуть… по-настоящему».

Сейчас ей казалось, что сама возможность остановиться была бы милосердием. А раз останавливаться невозможно, о милосердии не могло быть и речи.

Оторвавшись от скалистого гребня, Пол повернул вверх по склону. Вздохнув, Джессика последовала за ним.

Потом они спустились на широкий карниз, огибавший скалу. И снова их охватил рваный ритм движений по этой неровной земле.

Джессике казалось, что вокруг нет ничего, лишь под ногами и руками – булыжник или гравий, комья породы или песка, сам песок или пыль; наконец, мелкая пудра.

Пудра забивала нософильтры, ее приходилось выдувать. Комки песка и гравий катались по гладким камням, и, потеряв осторожность, можно было поскользнуться. Куски породы резали руки, а вездесущий песок задерживал шаг.

Пол резко остановился на каменном карнизе, мать по инерции подтолкнула его, он помог ей сохранить равновесие.

Он показал налево, и Джессика поглядела туда. Оказалось, что они стоят на вершине утеса, а в двух сотнях метров под ними словно застывшие волны вздымаются дюны. Оцепеневший океан серебрился под ногами: гребни вздымались один за другим, уходя к тонущему в сером тумане другому хребту.

– Открытая пустыня, – сказала она.

– Далековато, – отозвался Пол глухим голосом сквозь фильтр на лице.

Джессика поглядела налево, направо – ничего, лишь песок внизу.

Пол смотрел прямо вперед, на открытые дюны, наблюдая за смещением теней от быстрой луны.

– Три-четыре километра, – сказал он.

– Там черви, – произнесла она.

– Вне всякого сомнения.

Она уже не ощущала ничего, кроме усталости, боль в мышцах притупила все чувства:

– Поедим и отдохнем.

Пол выскользнул из лямок ранца, опустил его на землю и сел, прислонившись к нему спиной. Опершись рукой на его плечо, Джессика тяжело опустилась рядом. Усаживаясь, она ощутила, что он повернулся и что-то разыскивает в ранце.

– Вот, – сказал он, сухими руками передавая ей две энергокапсулы.

Она проглотила их, запив едва ли полным глотком из трубки конденскостюма.

– Воду выпей всю, – сказал ей Пол. – Это аксиома: наилучшее место для воды – в твоем теле. Это экономит энергию. Ты становишься сильнее. Доверяй своему конденскостюму.

Она повиновалась, осушила карманы и почувствовала, как возвращаются к ней силы. А потом подумала, как мирно здесь, в этом месте, где их одолела усталость, и припомнила, как однажды менестрель-воин Гарни Холлик сказал: «Лучше сухая корка в тишине и покое, чем целый дом, где царят суета и томление духа».

Джессика повторила Полу эти слова.

– Похоже на Гарни, – отвечал он.

Она услыхала в его голосе интонации, с которыми вспоминают мертвых, и подумала: «Бедный Гарни, быть может, уже мертв». Все, кто служил Атрейдесам, были теперь мертвы, или в плену, или, как и они сами, затеряны в безводной пустыне.

– У Гарни всегда находилась цитата к месту, – продолжил Пол, – я словно слышу его слова: «И реки сделаю сушею, и предам землю в руки злым, и рукою иноземцев опустошу землю и все, наполняющее ее».

Джессика закрыла глаза, пафос сына почти до слез растрогал ее.

Наконец Пол спросил:

– Как… ты себя чувствуешь?

Она поняла, что вопрос относился к ее беременности, и сказала:

– До рождения твоей сестры осталось еще много месяцев, физически я пока не почувствовала изменений.

И подумала: «Почему я ответила сыну так официально?» Обычай Бинэ Гессерит предписывал отыскивать в себе причины подобных причуд, поэтому она нашла и причину собственной сдержанности: «Я боюсь своего сына, я боюсь этих его странностей. Я боюсь услышать о том, что он увидел в будущем».

Опустив капюшон на глаза, Пол вслушивался в крики ночных насекомых.

Легкие его устали от молчания. Нос чесался. Он потер его, вынул фильтры и почувствовал густой запах корицы.

– Где-то поблизости выход меланжа, – произнес он.

Ветер гагачьим пухом прикасался к его щеке, шевелил складки бурнуса. Но этот ветерок не грозил бурей, Пол уже научился чувствовать различие.

– Скоро рассвет, – произнес он. Джессика кивнула.

– Способ безопасно перебраться через пески существует, – сказал Пол, – фримены знают его.

– А черви?

– Если установить здесь, повыше в скалах, колотушку из нашего фримплекта, она займет червя на время.