Дюна

– Ну, это мы еще посмотрим, – тихо проговорила старая женщина. С удивительной быстротой она повернулась к собравшимся. – Ну, скажи им, Стилгар.

– Следует ли? – спросил он.

– Мы люди Мисра, – с трудом произнесла она, – когда-то наши предки бежали из аль-Урубы, что на Нилоте, и с тех пор мы познали и бегство, и смерть. Старики уходят, молодые остаются, и наш народ не умрет.

Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед.

Джессика заметила, как мгновенно примолкла толпа. Теперь собралось уже тысяч двадцать – все стояли молча, не шевелясь. Она вдруг показалась себе такой маленькой и испуганной.

– Сегодня нам придется оставить этот ситч, так долго укрывавший нас. Мы уходим на юг, глубже в пустыню. – Голос Стилгара громыхал над обращенными вверх лицами, усиленный акустическим отражателем за спиной.

Люди молчали.

– Преподобная Мать сказала мне, что не переживет нового хаджра, – проговорил Стилгар. – Нам уже случалось жить без Преподобной, но негоже людям искать себе новый дом без нее.

В толпе теперь зашевелились и беспокойно зашептались.

– Но печальная судьба может миновать нас, – продолжал Стилгар. – Наша новая сайидина, Джессика-от-Странных-путей, согласилась пройти обряд. Она попробует заглянуть внутрь себя, чтобы мы не ослабели без Преподобной.

«Джессика-от-Странных-путей», – повторила про себя Джессика. Она видела, как глядит на нее Пол, сколько вопросов в его глазах, но уста его оставались замкнутыми перед всей этой толпою.

«Если я умру, не сумев, что будет с ним?» – подумала Джессика. И вновь опасения хлынули в ее душу.

Чани отвела Преподобную Мать на каменную скамью в акустической нише, вернулась и стала рядом со Стилгаром.

– А чтобы мы не потеряли все, если Джессику-от-Странных-путей постигнет неудача, – продолжил Стилгар, – сегодня Чани, дочь Лайета, будет посвящена в сайидины. – Он сделал шаг в сторону.

Из глубины акустической ниши донесся громкий шепот старухи, резкий, пронизывающий:

– Чани вернулась из своего хаджра, Чани видела воды.

Толпа прошелестела:

– Она видела воды.

– Я посвящаю дочь Лайета в сайидины, – продолжила старуха.

– Мы принимаем ее, – отозвалась толпа.

Пол не слышал происходившего, все мысли его были об одном. Как сказал Стилгар?

«Если ее постигнет неудача».

Он повернулся и внимательно поглядел на ту, которую они называли Преподобной Матерью, на иссохшее лицо, в бездонную синюю глубину глаз. Казалось, ее унесет с места даже легкий сквознячок, но в хрупкой фигурке угадывалась сила, способная встать на пути кориолисовой бури. От нее исходила такая же мощь, как от Преподобной Гайи Елены Мохайем, испытавшей его гом джаббаром и мукой.

– Я, Преподобная Мать Рамалло, голосом которой говорит множество, так скажу вам, – продолжала старуха. – Чани пристало быть сайидиной.

– Пристало, – подтвердила толпа. Старуха кивнула и прошептала:

– Я отдаю ей серебряные небеса, золотую пустыню и ее сверкающие вершины да зеленые поля, которые будут. Их я отдаю сайидине Чани. А чтобы она не позабыла, что теперь ей служить всем нам, пусть поможет она в обряде семени. Да свершится все по воле Шай-Хулуда. – Она подняла худую темную руку, опустила ее.

Джессика, чувствуя, что близится ее время и пути назад уже нет, глянула разок на озабоченное лицо Пола и стала готовиться к испытанию.

– Пусть выступят вперед хранители воды, – сказала Чани чуть дрогнувшим голосом.

И Джессика поняла, что опасность близка, так настороженно притихла толпа.

По образовавшейся среди людей извилистой дорожке к возвышению приближалась группа мужчин. Они шли попарно. Каждая пара несла по небольшому, тяжело колыхавшемуся кожаному мешку, раза в два превышавшему размерами человеческую голову.

Двое из группы сложили свою ношу к ногам Чани и отступили назад.

Джессика поглядела сперва на бурдюк, потом на мужчин. Капюшоны их были откинуты, открывая длинные волосы, стянутые в пучок на затылке. Темные провалы глазниц их были обращены к ней.

Густой запах корицы поднимался от мешка к ноздрям Джессики. «Не специя ли?» – подумала она.

– Есть ли вода? – спросила Чани.

Слева отозвался хранитель воды, мужчина с пурпурным шрамом на переносице:

– Есть вода, сайидина, но мы не можем ее выпить.

– Есть ли семя? – спросила Чани.

– В ней есть семя, – ответил он.

Встав на колени, Чани возложила руки на дрожащий мешок:

– Благословенна будет вода и семя в ней.

Обряд был знаком, и Джессика обернулась к Преподобной Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сгорбилась на скамейке, словно уснув.

– Сайидина Джессика, – произнесла Чани.

Джессика повернулась к девушке.

– Вкушала ли ты благословенную воду? – спросила Чани.

И прежде чем Джессика открыла рот, ответила за нее:

– Нет, это невозможно. Ты не могла пить благословенную воду. Иномиряне лишены этого блага.

Вздох обежал толпу, зашелестели одеяния, по шее Джессики побежали мурашки.

– Урожай был велик, и делатель погублен, – сказала Чани и начала отвязывать свернутую в кольцо трубку у горловины колышущегося бурдюка.