– Ни нашей воды, ни специи, – сказала Хара, – они не получат. Можешь быть в этом уверен.
В стенах пещеры то и дело открывались проходы, их приподнятые пороги покрывали ковры, виднелись комнаты, украшенные яркими тканями, с подушками на полу. Стоявшие в них люди, завидев обоих идущих, смолкали, без тени смущения разглядывая Пола.
– Люди удивляются тому, что ты победил Джемиса, – сказала Хара. – Похоже, когда мы устроимся в новом ситче, тебе придется доказывать это.
– Не люблю убивать, – сказал он.
– Так говорил и Стилгар, – согласилась она, но в тоне ее слышалось явное сомнение.
Впереди пронзительно заголосили нараспев. Они добрались до еще одного ответвления, оказавшегося шире прочих. Пол замедлил шаг, заглянул в комнату, где, скрестив ноги, на темно-бордовом ковре сидели дети.
В дальнем углу стояла женщина в желтом куске ткани, обернутом вокруг тела, в руке ее была желтая лазерная указка. На доске виднелось множество рисунков – окружностей, углов, кривых, волнистых линий, квадратов, дуг, пересеченных параллельными линиями. Женщина быстро указывала то на один, то на другой рисунок, а дети в такт взмахам другой ее руки выкрикивали слова.
Пол внимательно вслушался, голоса детей слабели. Они с Харой уходили все глубже и глубже.
– Дерево, – кричали детские голоса, – дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, укрытие, жара, полный, зима, холод, пустой, эрозия, лето, пещера, день, тревога, луна, ночь, горный козел, песчаный прилив, склон, посадки, отвердитель…
– И в такое время идут занятия? – спросил Пол.
Лицо ее тронула грусть, скорбным тоном она сказала:
– Так нас учил Лайет – нельзя останавливаться. Лайет умер, но его не забудут. Такова дорога чакобсы.
Она подошла к левой стене тоннеля, шагнула на порог, раздвинула прозрачные оранжевые занавески и отступила в сторону:
– Вот и твое яли, Усул.
Пол нерешительно присоединился к ней. Почему-то ему совсем не хотелось оставаться вдвоем с этой женщиной. Он вдруг понял, что теперь его окружала жизнь, которую можно было понять, лишь приняв ее идеи и ценности как данное. Он чувствовал, как ловит его мир Вольного народа, старается обратить на свои стези. И он знал, что ожидало его там, куда уводили эти пути: дикий джихад, религиозная война, которой следовало избегать любой ценою.
– Это же твое яли, – сказала Хара, – чего ты колеблешься?
Кивнув ей, Пол шагнул на порог, отвел занавеси в противоположную от Хары сторону. В них были вплетены металлические волоски. Следом за Харой он пересек короткий проход, оказавшись в большой квадратной комнате метров шесть длиною. Пол был устлан толстым синим ковром. Скальные стенки прикрыты сине-зелеными тканями. Над головой на песочной ткани потолка пузырились желтые неяркие светошары.
Все было похоже на древний шатер.
Хара стала перед ним, подбоченясь, поглядела ему в лицо.
– Дети у подруги, – сказала она, – придут знакомиться позже.
Свою неловкость Пол постарался скрыть, принявшись оглядываться. Справа занавеской был прикрыт проход в другую комнату, побольше, вдоль стен которой навалены были подушки. Почувствовав дуновение, он заметил, что вентиляционный канал искусно замаскирован свисавшими с потолка драпировками.
– Хочешь, я помогу тебе снять конденскостюм? – спросила Хара.
– Нет… благодарю.
– Принести поесть?
– Да.
– Рядом с той комнатой – туалет, – махнула она. – Удобно, когда не носишь конденскостюма.
– Ты говорила, что этот ситч придется оставить, – сказал Пол. – Разве не надо паковать вещи и собираться?
– Все будет сделано в должное время, – сказала она. – Мясники еще не добрались до наших краев.
И вновь она нерешительно поглядела на него.
– Странно, – сказала она, – твои глаза – не глаза Ибада; это необычно, но не лишено обаяния.
– Принеси поесть, – сказал он. – Я голоден.
Она улыбнулась ему… понимающей женской улыбкой, обеспокоившей Пола.
– Я – твоя служанка, – произнесла она и легким движением нырнула за занавеси, открывшие на мгновение узкий проход, прежде чем вернуться на место.
Сердясь на себя, Пол откинул в сторону тонкую занавеску по правую руку и вошел в большую комнату. На секунду нерешительность охватила его. Интересно, где Чани… где Чани, узнавшая о смерти отца?
«У меня… и у нее…» – подумал он.
Где-то снаружи по коридорам побежал плачущий крик, за толстыми занавесями он был едва слышен. Потом крик повторился, чуть подалее. Потом еще раз. Пол разобрал, что там выкликают время, – действительно, часы ему здесь не попадались.
Ноздрей коснулся запах горящих ветвей креозотового куста, перебивший вездесущую вонь. Теперь он не так уж ощущал ее.
Он подумал о матери, о том, где окажется ее нить в ткани грядущего… точнее, две нити – ее и сестры. Ощущение переплетения времени охватило его. Он резко помотал головой, сосредоточившись на свидетельствах непревзойденной глубины культуры фрименов.
При всех ее утонченных странностях.
Он уже видел что-то об этой комнате, этой пещере… воспоминания, предполагавшие наличие куда более существенных различий, чем те, с которыми ему приходилось уже сталкиваться.