Дюна

Джессика покачала головой, заметив признаки возбуждения на лице Хары. «Кого я родила? – подумала Джессика. – Дочь моя от рождения знала не просто все то, что и я сама… Она знала больше – все, что знали Преподобные Матери в том уходящем в глубь времен коридоре внутри меня».

– И не только ее речи, – сказала Хара, – и эти ее упражнения: сядет, уставится в камень и шевелит одним только мускулом… у носа или на спине… на пальце или…

– Упражнения Дочерей Гессера, – сказала Джессика. – Тебе известно о них, Хара. Разве у моей дочери не может быть подобной наследственности?

– Преподобная Мать, ты знаешь, что для меня все это ничто, – отвечала Хара, – но люди есть люди, и они бормочут… Это опасно. Они говорят, что твоя дочь – демон, что дети отказываются с ней играть, что…

– У нее так мало общего с другими детьми, – отвечала Джессика. – Она не демон! Просто…

– Конечно, она не демон!

Джессика сама удивилась яду в тоне Хары, поглядела на Алию. Та, казалось, углубилась в раздумья… словно чего-то ждала. Джессика вновь обратилась к Харе.

– Я уважаю домочадцев моего сына, – сказала Джессика, почувствовав, как шелохнулась рядом с ней Алия. – Говори прямо, что тебя беспокоит.

– Я не долго еще пробуду в его доме, – отвечала Хара, – я ждала все это время ради своих сыновей… той школы, которую они смогут пройти как сыновья Усула. Это немногое, что я могу им дать, раз всем известно, что я не разделяю ложе с твоим сыном.

И вновь Алия шевельнулась рядом с нею, теплая, полусонная.

– Ты была бы хорошей подругой моему сыну, – сказала Джессика и подумала про себя (эти думы не оставляли ее): «Подругой… не женою». Мысли Джессики устремились прямо к сердцевине событий, вечной теме для разговоров в ситче, начавшихся, когда союз сына с Чани стал очевидным и постоянным, как настоящая женитьба.

«Я люблю Чани», – подумала Джессика и напомнила себе, что долг короля требует, чтобы даже любовь уступала место необходимости.

– Думаешь, я не знаю, что ты наметила для своего сына?

– Что ты имеешь в виду? – требовательным тоном спросила Джессика.

– Ты хочешь, чтобы все племена объединились под рукой Его, – сказала Хара.

– Разве это плохо?

– Это опасно… для него… и Алия – часть этой опасности.

Алия завозилась, усаживаясь поближе к матери, глаза ее теперь внимательно изучали Хару.

– Я следила за вами обеими, – сказала Хара, – когда вы рядом. Алия для меня родная плоть, ведь она сестра тому, кто мне словно брат. И я следила за ней и охраняла ее от самого младенчества, со времени раззии, когда мы укрылись здесь. Разве хоть один ребенок усвоил водную дисциплину раньше ее? И какой еще ребенок впервые заговорил такими словами: «Я люблю тебя, Хара»?

Хара поглядела на Алию:

– Почему, ты думаешь, я терплю ее уколы? Я знаю, что они не со зла.

Алия подняла глаза на мать.

– Да, у меня достаточно разума, Преподобная, – сказала Хара. – И я могла стать сайидиной. И я понимаю, что видят мои глаза.

– Хара. – Джессика передернула плечами. – Не знаю, что сказать тебе. – И удивилась себе самой: слова эти были истиной.

Алия распрямилась, расправила плечи. Джессика почувствовала, что ее ожидание кончилось, ею владела теперь смесь решимости и печали.

– Мы допустили ошибку, – сказала Алия. – Теперь Хара просто необходима нам.

– Все случилось во время обряда семени, – сказала Хара, – когда ты преобразовала Воду Жизни, Преподобная Мать, Алия была уже в твоем чреве.

«Нам необходима Хара», – отметила Джессика.

– Кто еще может успокоить людей, объяснить им, кто я? – спросила Алия.

– И что ты хочешь, чтобы она сделала? – сказала Джессика.

– Она все знает сама, – ответила Алия.

– Я скажу им всю правду, – проговорила Хара. Лицо ее вдруг постарело, оливковую кожу избороздили грустные морщины – ведьма, да и только! – Я скажу им, что Алия – девочка лишь по виду, что она никогда не была маленькой.

Алия покачала головой. Слезы показались на ее щеках. Волну печали, исходящую от девочки, Джессика ощутила, как собственную грусть.

– Я знаю: я просто урод! – прошептала Алия. Горечь взрослой интонации, исходящей из почти младенческого рта, делала эти слова невыносимыми.

– Ты не урод! – отрезала Хара. – Кто осмелился сказать, что ты урод?

И снова Джессика удивилась про себя ярости в тоне Хары и симпатии к девочке. Она понимала – Алия не ошиблась, Хара действительно нужна им. Племя поймет Хару, ее слова и эмоции, ведь было ясно – она любит Алию как собственную дочь.

– Ну, кто это говорил? – повторила Хара. Уголком абы Джессики Алия вытерла слезы.

А потом разгладила смявшуюся ткань и промокшее пятно.

– Значит, и тебе незачем говорить такие слова! – потребовала Хара.

– Да, Хара.

– А теперь, – сказала Хара, – можешь рассказать мне, что с тобой было, и я передам остальным. Рассказывай все.

Алия сглотнула, посмотрела на мать. Джессика кивнула.

– Однажды я проснулась, – начала Алия, – все было, как пробуждение ото сна, только перед этим я не засыпала, я это помнила. Было тепло и темно. И мне было страшно.

Слушая лепечущий детский голосок, Джессика вспоминала тот день, сумрак в громадной пещере.