Все прошлое Пола, все, что происходило до этой ночи, казалось ему песком, перетекающим из одной склянки часов в другую. Обняв колени, он сидел рядом с матерью в крошечном сооружении из ткани и пластика – конденстенте, извлеченном ими, как и одежды фрименов, что теперь были на них, из оставленного в топтере ранца.
У Пола не было ни малейшего сомнения в том, кто поместил под сиденье ранец, кто направил в пустыню курс уносившего их топтера.
Юэ.
Предатель-доктор отправил их прямо в руки Дункана Айдахо.
Сквозь прозрачную ткань в торце конденстента Пол взирал на лунные тени на скалах, окружавших место, где укрыл их Дункан Айдахо.
«Прячусь, как дитя, хотя я теперь герцог», – подумал Пол.
Мысль эта раздражала его, но мудрости такого решения трудно было не увидеть.
Этой ночью с ним что-то произошло, и теперь он с обострившейся ясностью воспринимал все перипетии и обстоятельства. Остановить поток информации, смягчить леденящую точность расчетов, с каждым новым фактом углублявших его знание, он был не в силах. В нем родился ментат, но он чувствовал в себе нечто большее, чем просто способности разумного компьютера.
Мысли Пола вернулись назад, к мигу бессильной ярости, овладевшей им, когда странный топтер гигантским ястребом вынырнул из ночи, свистя крыльями. Тогда это и началось в его мозгу. Топтер, покачиваясь, скользнул по песчаному гребню следом за ними, бегущими. Пол припоминал теперь запах горящей серы от обожженного скольжением днища.
На бегу его мать, оборачиваясь, ожидала увидеть бластеры в руках наемников барона, но увидала Дункана Айдахо. Высунувшись из двери топтера, тот кричал:
– Поторопитесь! След червя с юга!
Но Пол и не оборачиваясь уже знал, кто пилотирует аппарат. Мельчайшие подробности – как подлетал топтер, как садился, – мелочи столь незначительные, что их не заметила даже его мать, подсказали Полу, кто сидит за приборной панелью.
Джессика шевельнулась в конденстенте и, глядя на Пола, сказала:
– Возможно лишь одно объяснение. Жена Юэ попала в лапы барона. Он же ненавидел Харконненов! В этом я не могу ошибаться. Ты читал его записку. Но почему же тогда он спас от гибели нас с тобой?
«Она только сейчас поняла, и то не до конца», – подумал он, и эта мысль потрясла его. Сам он понял мгновенно, едва прочтя записку, в которую был завернут знак герцогской власти.
Ни обращения, ни подписи не было, но знакомый почерк не оставлял места сомнениям: Юэ.
Припоминая письмо, Пол вновь пережил потрясение, странное, острое чувство – все, что случилось, происходило где-то вдали, за пределами его нового умственного восприятия. Он прочел, что отец его мертв, и знал, что это правда, но такая весть не значила ничего – просто новый факт, который следует ввести в память и использовать.
«Я любил отца, – подумал Пол, – без сомнения, я еще опла́чу его, боль еще придет ко мне».
Но не испытал ничего – лишь пометил: «Важное сообщение».
Просто еще один факт.
А разум его все складывал впечатления, экстраполировал, вычислял.
Припомнились слова Холлика: «Настроения бывают у животных – у людей они для любви или для музыки, а биться… Бьешься, когда приходит нужда, а не когда есть настроение».
«Должно быть, так, – подумал он, – я опла́чу отца… когда настанет для этого время».
Но холодная резкость бытия не оставляла его. Пол понимал, что новое восприятие – всего лишь начало. И вновь его охватило предчувствие собственной страшной судьбы, ужас предназначения, который он впервые испытал при встрече с Преподобной Матерью Гайей Еленой Мохайем. Правая рука вспомнила, боль вдруг заколола, запульсировала в ладони.
«Не так ли должен ощущать себя их Квизац Хадерач?» – удивился он.
– На мгновение я подумала, что Хават вновь подвел нас, – сказала Джессика. – Я подумала, что Юэ, быть может, и не доктор Сукк.
– Он тот, кого мы знаем, но не только, – сказал Пол, подумав, почему до нее все доходит так медленно. – Если Айдахо не доберется до Кайнса, мы… – начал он.
– Он не единственная наша надежда, – перебила его Джессика.
– Я собрался сказать другое, – ответил он.