Дюна. В Королевстве. Четвертая Книга

Я обращала внимание на все. То, как он держит телефон. Одновременно небрежно и изящно. То, как он откинулся на спинку сиденья. То, как он грациозно опустил руку на подлокотник, отделявший меня от него.

Будто я собирала его образ по-новой. Штрихи. Детали из которых складывался его портрет. Его аристократичная кисть и длинные пальцы. Его точеный королевский профиль и благородная стать. Его ровный баритон и правильно поставленная речь. В нем гармонично сплетались кровь предков с их многовековыми традициями и современность с ее прогрессом и новаторством. Странный и в то же время идеальный симбиоз.

Наконец, он дал отбой и посмотрел на меня, но его телефон вновь завибрировал. Бросив взгляд на экран, Генри на секунду задумался, будто решая, стоит ли говорить при мне, и все же ответил на звонок.

— Готовь людей. Они пошли на мои условия… — выслушав собеседника, произнес он по-французски. — Да. Выражаясь твоим языком, это победа… — пауза. — Не слишком расслабляйтесь. Предстоит много работы… — пауза. — Сейчас у меня больше возможностей воздействовать…

Казалось бы пара фраз, но они мне сказали многое об этом человеке. Из них я сделала несколько выводов.

Первый. Говоря о своей победе, он не торжествовал, не бахвалился, а констатировал факт. Отвечал на вопрос собеседника, подтверждая успех.

Второй. Теперь я понимала, почему он держался за монархию. Ключевое слово здесь было “возможности”. Генри не нужна была корона, как таковая. Он был самодостаточной личностью и успешным бизнесменом, чтобы самовыражаться через королевские регалии и финансово сидеть на шее у налогоплательщиков. Власть для него являлась инструментом, а не средством самовыражения. Генри ее использовал для достижения своих целей. Король государства, в котором были расположены штаб-квартиры ЕС и НАТО, получал гораздо больше возможностей.

И третий. Он говорил при мне со своим приближенным. И пусть из этой беседы мне было мало что понятно, но она не предназначалась для для посторонних ушей, а это значило, что Генри доверял мне.

— До скорого, — произнес он и, дав отбой, вновь посмотрел на меня.

Сейчас его взгляд был не таким официальным, но я бы не назвала выражение лица короля открытым или прежним, с каким он смотрел на меня ранее в Штатах.

Он уже был совсем другим Генри, даже наедине со мной. Собственно, я тоже уже была другой. Я тоже повзрослела и на многие вещи смотрела с другой позиции. Однако, факт моих изменений в совокупности с тем, что мне нравился Генри, как мужчина, одновременно и расставлял все по местам, и мешал. Я не знала, как себя вести с этим человеком и не могла найти баланс. Я не хотела бросаться ему на шею, но и не желала казаться прежней, отторгавшей его.

— Я улетаю по делам, — внезапно произнес он, и я с удивлением посмотрела на него.

— Сегодня?

Я слышала, как в разговоре с Солой и НАТО-вцем Генри упоминал какую-то деловую поездку в Эмираты, но не ожидала, что она произойдет так скоро.

Король скользнул по моему лицу внимательным взглядом, и я смутилась.

В моем голосе отчетливо прозвучало сожаление, моя реакция была яркой, определенно выявила истинные чувства к Генри, что не ускользнуло от его внимания.

“С балансом у тебя не получилось…” — отругала я себя за несдержанность и внимательно посмотрела на него.

“Вдруг он сейчас усмехнется, торжествуя победу надо мной теперешней. Той, которая познала себя настоящую, признала его правоту, согласилась с его поступками и оправдала его шантаж”.

Несмотря на то, что я уже сделала соответствующие выводы об этом человеке, сейчас я опасалась подобной реакции. Не потому что боялась, а потому, что она бы меня разочаровала. Внезапно пришла мысль — я принимала в нем серого короля, манипулирующего людьми, но не хвастуна, упивающегося своими победами перед побежденным.

Но, к счастью, этого не произошло, и Генри остался тем королем, которого я себе представляла. Спокойным, выдержанным, без лишних эмоций.

— По завершению саммита ты прилетишь ко мне в Бельгию. Я пришлю свой джет, — продолжил король, и стало понятно, зачем я была приглашена в машину. Меня вызвали на инструктаж. — Твоя охрана и домработница проинструктированы.

Я слушала Генри и вновь ловила себя на мысли, что тянусь к этому человеку и хочу приехать к нему — не потому, что он так решил, а потому, что сама этого желала.

— Мне нужно что-то сказать фрау Ройснер и герру Юргенсу? — спросила я.

У меня не было сомнений, что их и без меня предупредят, но все же задала этот вопрос.

— Они тоже проинформированы, — ответил он, и я кивнула в подтверждение своей мысли. — Тебе пора, — послышался его спокойный баритон.

— Пора, — эхом повторила я и добавила: — Желаю тебе успешной поездки.

Генри продолжал смотреть на меня. Он видел, что мне не хотелось с ним прощаться, а я этого не скрывала.

— Не волнуйся относительно доклада. У тебя все получится, — произнес он.

Я внимательно изучала его лицо и чувствовала его поддержку.

Собственно, Генри обеспечивал мне ее на протяжении всего времени, пока я работала в ООН, но, отгораживаясь от этого человека, я не хотела ее замечать.