Вспомнились уроки Эммы, из которых я узнала, что влияние нидерландского королевского дома на парламент ощутимо ослабло. И причиной тому были дрязги в королевской семье и неумелое ведение дел. Генри был прав — Фредерик был слабым управленцем и марионеткой в руках политиков. Если бы он хотел продолжать в том же духе, то оставил бы трон своему непутевому сыну, который еще меньше понимал в политике и руководстве, чем его отец. Алексу в свою очередь тоже нельзя была назвать будущей королевой, собственно, как и ее бывшего жениха — их бы подмяли прежде, чем они коронуются. Возможно, именно поэтому король Фредерик, узнав о своей болезни, решил действовать радикально.
— И ты выдашь Алексу замуж за того, кого посчитаешь нужным… — я не спрашивала, а утверждала.
Генри промолчал, что было расценено мной, как согласие, а я покачала головой.
— Но она влюблена в тебя. С такой легкостью бросила жениха, чтобы быть с тобой.
— Она любит не меня, а образ… — ответил он, и я вновь вынуждена была согласиться с его логикой. Вспомнились ее романтичные заигрывания с Генри у фонтана, ее желание взять его за руку. Алекса была влюблена в красивую картинку — жесткого снаружи и мягкого внутри мужчину, и ждала от короля романтичных ухаживаний, чтобы с преданностью и любовью в глазах. Ждала всего того, что сейчас так яро рекламировалось и пропагандировалось женщинами в соц. сетях и СМИ. Суть “серого кардинала” она бы просто не поняла и осудила.
— И за кого ты выдашь ее замуж? — поинтересовалась я.
— Она останется довольна, — ответил Генри.
Я скользнула взглядом по его лицу. Его серые глаза были под стать его невидимой мантии. Но от, казалось бы, утешительных выводов легче не становилось. Я ревновала своего серого кардинала и мне сложно было отключить эмоции. Потому что понимала, как бы он не относился к Алексе, но он будет с ней спать, везде появляться с ней на публике и представлять ее в качестве своей невесты, пока я буду стоять в стороне и беспомощно наблюдать за тем, как мой мужчина улыбается и целует другую.
Генри продолжал молчать, не мешая мне усваивать информацию и делать собственные выводы, а я, в очередной раз усмиряя эмоции, аккуратно выдохнула.
— И когда вся ситуация разрешится? — спросила я спокойным голосом.
— Я не могу назвать точного периода.
— Сколько? Месяц. Два. Полгода…? — я хотела хоть какой-то определенности.
— О помолвке мы объявим на поло-турнире. Дата свадьбы определена на конец года. Возможен перенос даты на более поздний срок, если мне не удастся осуществить задуманное, — ответил Генри, и я потерла висок, чувствуя головную боль.
Ход его мыслей мне был понятен. Он тянул время и за этот период планировал разыграть свою партию. Однако от его ответа легче не стало. При упоминании о свадьбе начало давить на грудь. Эмоции брали свое вопреки разуму. Вновь представив, что в течение полугода, а то и года он будет спать с ней, пока СМИ будут на каждом углу говорить о их свадьбе, я почувствовала боль, будто меня ударило в солнечное сплетение.
— Ты будешь меня задействовать в своей схеме? — тихо сросила я, и в моем голосе прозвучала надежда. Так бы мне было легче смириться с действительностью. Мое участие в его операции давало ощущение нужности. Сопричастности к этой шахматной партии.
— В свете новых обстоятельств, нет. Я не хочу вовлекать тебя.
— Есть опасность? — насторожилась я.
— Нет. Мне ничего не угрожает. Тебе тоже, — успокоил меня Генри, и я внимательно посмотрела на него.
Несмотря на его непроницаемый вид, мне казалось, он говорил правду.
— Ты не хочешь втягивать меня из-за Алексы? — предположила я.
— Нет, — коротко ответил Генри, и я в очередной раз вздохнула.
— Значит, женщина-аутсайдер в свете новых событий тебе стала не нужна…
В воздухе вновь повисла тишина, будто говоря, что Генри уже обозначил изменения в планах, и мне оставалось лишь это осознать.
— Ты по-прежнему работаешь в фонде, — между тем продолжил он, и я иронично усмехнулась.
— Только не говори, что это пойдет мне на пользу и от меня отстанет Элеонор.
— Давления со стороны моей семьи более не будет, — произнес он, но мне от всей этой ситуации легче не становилось.
— Они мне все равно не дадут завершить проект, — я потёрла висок. мне вспомнился разговор в архиве, где Луиза уверяла подругу, что Элеонор меня выживет.
— Об этом можешь не беспокоится. Тебе больше не будут мешать. Я не предотвращал нападки, потому что хотел посмотреть, как ты справляешься с работой в неблагоприятной среде и как держишь удар.
Я молча кивнула, но легче не становилось. Выпады Элеонор и ее семьи отошли на второй план и уже не волновали так остро.
— Эти полгода я буду жить на две страны. Много времени буду проводить в Нидерландах, и Алекса будет со мной и там, и здесь. Так нужно для дела.
Было очевидно, что в статусе официального жениха и находясь непосредственно в Амстердаме, ему будет легче добиться задуманного, но от понимания ситуации опять же легче не становилось.