Дюна

— Ни в коей мере, — проговорила леди Фенринг. Она обернулась, окинула взглядом ряды неподалеку.

И барон невольно отметил красоту ее шеи, восхитительный перелив мускулов… как у юного мальчика.

— Им понравился поступок вашего племянника.

Впечатление от жеста Фейд-Рауты докатилось теперь и до самых верхних рядов, люди увидели его помощников, выносящих нетронутое тело гладиатора, и барон понял, что леди Фенринг правильно оценила ситуацию. Люди словно сошли с ума, они визжали и топали, хлопали друг друга по плечам. Барон устало проговорил:

— Придется повелеть им праздновать до ночи. Нельзя же их отпустить по домам в таком возбуждении. Они должны видеть, что я разделяю их радость. — Он махнул рукой страже, и слуга над ложей приспустил оранжевый вымпел Харконненов, поднял вверх и вновь приспустил, поднял и приспустил в третий раз, подавая сигнал к празднику.

Фейд-Раута пересек арену и встал прямо под золотой ложей, оружие было уже в ножнах, руки спокойно опущены. Покрывая шум разбушевавшейся толпы, он спросил:

— Так, значит, праздник, дядя?

Заметив разговор, люди стали стихать.

— В твою честь, Фейд, — крикнул вниз барон и в подтверждение своих слов приказал вновь приспустить вымпел.

Вокруг арены упали защитные решетки, и молодые люди бросились на арену к Фейд-Рауте.

— Это сделано по вашему приказу, барон? — осведомился граф.

— Никто не причинит мальчику вреда, — ответил барон. — Он герой сегодня.

Толпа докатилась уже до Фейд-Рауты, его подхватили на плечи и понесли вокруг арены.

— Сегодня без оружия и щита он может обойти все кварталы Харко, — произнес барон. — С ним поделятся последним куском и глотком, просто чтобы он побыл с ними.

С усилием оторвавшись от кресла, барон переложил свой вес на гравипоплавки:

— Будьте добры, простите меня. Совершенно безотлагательные дела требуют моего личного внимания. Охрана проводит вас в замок.

Граф поднялся и поклонился.

— Безусловно, барон. Мы предвкушаем праздник. Я, ах-х-х-м-м-м-м, никогда не видел, как празднуют Харконнены.

— Да, праздник, — согласился барон. Он повернулся и, плотно окруженный охраной, скрылся в портале личного входа в ложу.

Капитан стражи склонился перед графом Фенрингом:

— Какие будут приказания, милорд?

— Мы подождем, ах-х-х, пока не схлынет первый, м-м-м-м, напор толпы.

— Да, милорд, — с поклоном он отступил на три шага.

Повернувшись к своей даме, граф Фенринг вновь промямлил, пользуясь гудением и мычанием их кодового языка:

— Ты, конечно, заметила?

В ответ ему она промычала на том же языке:

— Мальчишка знал, что гладиатор не получит наркотика. На мгновение он испугался, но не удивился.

— Все подстроено, — сказал он, — все от начала до конца.

— Безусловно.

— Пахнет Хаватом.

— Конечно, — ответила она.

— А я было потребовал, чтобы барон его ликвидировал.

— Это была ошибка, мой дорогой.

— Теперь я это вижу.

— Скоро у Харконненов будет новый барон.

— Если этого хочет Хават.

— Действительно, следует разобраться, — согласилась она.

— Молодым будет легче управлять.

— Да, для нас… и в особенности после сегодняшней ночи, — ответила она.

— И ты соблазнишь его без затруднений, моя племенная кобылка?

— Конечно, мой любимый. Ты видел, какими глазами он глядел на меня?

— Да, и я вижу теперь, почему мы должны сохранить эту генетическую линию.

— Безусловно, мы должны держать его под контролем. В глубину его существа я вложу необходимые фразы прана-бинду, которыми можно будет согнуть его.

— И следует уезжать побыстрее… как только ты будешь уверена.

Она поежилась:

— Безусловно. Не хотелось бы носить ребенка в таком ужасном месте.

— Чего только не сделаешь во имя человечества, — сказал он.

— Тебе легче, — сказала она.

— Ну, знаешь, мне приходится преодолевать весьма древние предрассудки. Прямо скажем — первородные…

— Дорогой мой, — сказала она, похлопав его по щеке, — ты же знаешь, иным способом эту линию нам не сохранить.

Он сухо ответил:

— Я вполне понимаю, что мы делаем.

— Мы не должны провалиться, — сказала она.

— Вина начинается с ощущения неудачи, — напомнил он.

— Вины не будет, — сказала она, — гипнолигация психики этого Фейд-Рауты и его младенца в моем чреве — и все.

— Этот дядя, — сказал он. — Ты видела когда-нибудь подобное извращение?

— Весьма свиреп, — согласилась она, — но из племянничка может выйти и нечто похуже.

— Благодаря дяде. Как подумаешь, что вышло бы из этого парня, получи он другое воспитание, например, с моральными критериями Атридесов…

— Увы, — ответила она.

— Эх, хорошо бы спасти их обоих, и юного Атридеса, и этого юношу. Я слыхал, что в Поле изумительным образом слились наследственность и воспитание, — он покачал головой. — Впрочем, не следует скорбеть над участью неудачников.

— Знаешь, у Бинэ Гессерит есть поговорка, — начала она.

— У вас есть поговорка на каждый случай, — возразил он.

— Эта тебе понравится, — сказал она. — У нас говорят так: «Не считай человека умершим, пока не увидишь его труп. Но даже и тогда можно ошибиться».

***