Дюна

Пол нерешительно присоединился к ней. Почему-то ему совсем не хотелось оставаться вдвоем с этой женщиной. Он вдруг понял, что теперь его окружала жизнь, которую можно было понять, лишь приняв ее идеи и ценности как данное. Он чувствовал, как ловит его мир Вольного народа, старается обратить на свои стези. И он знал, что ожидало его там, куда уводили эти пути: дикий джихад, религиозная война, которой следовало избегать любой ценою.

— Это же твое яли, — сказала Харах, — чего ты колеблешься?

Кивнув ей, Пол вступил на порог, отвел занавеси в противоположную от Харах сторону. В ткани чувствовались металлические волоски. Следом за Харах он пересек короткий проход, вступил в большую квадратную комнату метров шесть длиною. Пол был устлан толстым синим ковром. Скальные стенки прикрыты сине-зелеными тканями. Над головой на песочной ткани потолка пузырились желтые неяркие светошары.

Все было похоже на древний шатер.

Харах стала перед ним, подбоченясь, поглядела ему в лицо:

— Дети у подруги, — сказала она, — придут знакомиться позже.

Наступившую неловкость Пол постарался скрыть, принявшись оглядываться. Справа занавеской был укрыт проход в другую комнату, побольше, вдоль стен которой навалены были подушки. Почувствовав дуновение, он заметил, что вентиляционный канал искусно замаскирован свисавшими с потолка драпировками.

— Хочешь, я помогу тебе снять конденскостюм? — спросила Харах.

— Нет… благодарю.

— Принести поесть? 

— Да.

— Рядом с той комнатой — сушильня, — махнула она, — удобно, когда не носишь конденскостюма.

— Ты говорила, что это стойбище придется оставить, — сказал Пол. — Разве не надо паковать вещи и собираться?

— Все будет сделано в должное время, — сказала она. — Мясники еще не добрались до наших краев.

И вновь она нерешительно поглядела на него.

— Странно, — сказала она, — твои глаза — не глаза Ибада, — это необычно, но не лишено обаяния.

— Принеси поесть, — сказал он. — Я голоден.

Она улыбнулась ему… понимающей женской улыбкой, обеспокоившей Пола.

— Я — твоя служанка, — произнесла она и легким движением нырнула за тяжелый ковер, открывший на мгновение еще один узкий проход, прежде чем вернуться на место.

Сердясь на себя, Пол откинул в сторону тонкую занавеску по правую руку и вступил в большую комнату. Там на мгновение нерешительность охватила его. Интересно, где Чени… где Чени, узнавшая о смерти отца?

«У меня… и у нее», — подумал он.

Где-то снаружи по коридорам побежал плачущий крик, за толстыми занавесями он был едва слышен. Потом крик повторился, чуть подалее. Потом еще раз. Пол разобрал, что там выкликают время, действительно, часы ему здесь не попадались.

Ноздрей коснулся запах горящих ветвей креозотового куста, перебивший вездесущую вонь. Теперь он не так уж ощущал ее.

Он подумал о матери, о том, где окажется ее нить в ткани грядущего… точнее, две нити — ее и сестры. Ощущение переплетения времени охватило его. Он резко помотал головой, сосредоточившись на свидетельствах непревзойденной глубины культуры фрименов.

При всех ее утонченных странностях.

Он уже видел что-то об этой комнате, этой пещере… воспоминания, предполагавшие наличие куда более существенных различий, чем те, с которыми ему приходилось уже сталкиваться.

Ядоискателя не было видно, вообще во всем подземном стойбище он не заметил даже намека на их существование. Но к запахам стойбища примешивались и запахи ядов — сильных, обычных.

Заслышав шелест занавесей, Пол обернулся, решив, что Харах уже несет еду. Но в щели между драпировками он заметил двух мальчишек лет девяти-десяти, не отрывавших от него жадных глаз. На поясе каждого было по маленькому крису в форме кинжала. Как говорили ему? Дети фрименов бьются со свирепостью взрослых.

***

Руки его дергаются, губы шевелятся,
Льются слова благие,
Но глаза его — завидущие!
Вот он — островок самости.

Принцесса Ирулан. «Муад'Диб. Учебное пособие»

Фосфорные трубки в верхних этажах пещеры бросали тусклый свет на собравшуюся толпу, смутно свидетельствуя об истинных размерах полости в скалах… Она была больше зала собраний ее школы Бинэ Гессерит. По мнению Джессики, здесь, под возвышением, на котором она стояла рядом со Стилгаром, собралось более пяти тысяч человек.

Но люди еще подходили.

Голоса сливались в единый гул.

— Твоего сына оторвали от отдыха, сайидина, — произнес Стилгар, — не хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобою решение?

— Разве может он изменить его?

— Безусловно, воздух, заставляющий твои слова звучать, выходит из твоих собственных легких, но…

— Мое решение неизменно.

Ее обуревали сомнения. Быть может, все-таки ради сына следовало уклониться от рискованного шага, нельзя было забывать и о неродившейся дочери. Все, что угрожало ее собственной плоти, угрожало и телу дочери.

Мужчины, покряхтывая, принесли ковры, подняв тучу пыли, бросили их на пол пещеры.

За руку Стилгар отвел Джессику в акустическую раковину, тыльную часть ниши за возвышением. Показал ей на выступающий камень.