Дюжина лазеек

– А дети? – срезал меня Нат. – Дети – это счастье!

Я потерла переносицу:

– Скажу тебе по секрету, для этого замуж выходить не обязательно.

Домовой надулся:

– Тьфу на тебя! Я же как лучше хочу. Чтобы муж, детки, дом полной чашей…

– Даже звучит жутковато, – пробормотала я, глотком допила кофе и вскочила. – Все, опаздываю!

– Вот бедовая, – покачал головой Нат. – Счастья своего не понимаешь.

Я только отмахнулась на бегу, наскоро заколола волосы и набросила плащ.

Нат мыл посуду, немелодично напевая под радио, и выскочил, когда я уже была на пороге.

– Спросить хотел! – выпалил он, запыхавшись. – Это правда, что все-все после отца получает сын?

Я чуть не врезалась в стену второй раз за утро.

– Только не говори…

Нат замахал руками:

– Я для друга! У него хозяйский сынок чудит. Отец помер, так он мать из дому выгоняет, пьет по-черному…

Я хмыкнула. Дети – это счастье, да?

– Ну раз для друга, то приводи его сегодня. В таких делах масса нюансов, разбираться надо. Все, до вечера!

* * *

Весна для нас – пора горячая. То ли граждане массово стремятся переделать все свои дела, прежде чем всецело отдаться дачно-морскому отдыху, то ли просто весеннее обострение во всей красе.

Домой я добралась совершенно вымотанной. На кухне наяривало радио, умопомрачительно пахло тестом, яблоками и корицей. Я сглотнула слюну, нога об ногу стащила туфли и двинулась на запах, словно крыса на звук дудочки.

Чуть не споткнулась о проклятые мужские тапки, которые упрямый Нат так и не убрал. Ругнулась под нос, но на воспитательные беседы не было сил.

На ходу расстегивая блузку, я толкнула прикрытую дверь кухни… и наткнулась на два обалдевших взгляда. На меня таращились мой Нат и незнакомый домовой, который едва не облился чаем.

Проклятие! Совсем забыла.

Я захлопнула дверь, выдавила: «Минуту!» – и быстро привела себя в порядок. Застегнула пуговки, пригладила волосы… И, не без труда нацепив на лицо отстраненно-деловое выражение, вновь зашла на кухню.

– Добрый вечер!

– Кхе-кхе, добрый, – отозвался незнакомый домовой, пряча взгляд.

Нат укоризненно покачал головой и пробормотал:

– Совсем девка заработалась… – Приятель толкнул его локтем в бок, и Нат спохватился: – А это Пит, мой друг. Он кое о чем узнать хотел.

Я кивнула, повела носом и поинтересовалась:

– Что у нас на ужин?

Если уж работать за еду, то пусть она будет вкусной и обильной!

Домовые переглянулись – и сорвались с места… Они за пять минут заставили стол разносолами.

– Рассказывайте, – вздохнула я, навалив на тарелку побольше еды.

– Сначала поешь! – всполошился Нат и палец воздел. – Когда я ем – я глух и нем.

Есть хотелось нестерпимо, так что спорить я не стала.

Домовые устроились на подоконнике с чашками и вели негромкую беседу о каких-то своих делах.

Наконец первый голод был утолен. Я помахала Нату вилкой и скомандовала:

– Начинайте!

Пит посерьезнел и пригладил бороду.

– Я уже, почитай, сорок лет у семейства Мастерсонов служу. И все хорошо было, хозяева хорошие, дом справный… Только умер хозяин. Уже второй год как.

Я кивнула – мол, продолжайте – и налила себе кофе.

– Ну вот, – вздохнул домовой. – А молодой хозяин беспутный совсем оказался. Пьет, буянит, мать почем зря обижает. Кричит, мол, я тут хозяин! А какой из него хозяин? И гвоздя за год не забил!

– Погодите, – подняла руку я. – Когда ваши хозяева купили дом?

– Да как можно – купить?! – всплеснул руками он. – Сами построили, как полагается.

– Прекрасно. Кто строил? Муж с женой? Кто-то из них еще до брака? Родители?

– Хозяева, вдвоем, – чуть ли не обиделся домовой. – Как же ж можно – семейный дом и поодиночке?

– Всякое бывает, – ответила я спокойно. – Значит, муж с женой строили… Завещание муж оставил?

– Нет, – совсем пригорюнился домовой. – Хозяин все собирался, собирался… И никак. Молодым помер, сердце прихватило. А хозяйка теперь у сына живет вроде как на птичьих правах. А он слабину почуял – и изгаляется! Тьфу.

Нат ткнул приятеля локтем в бок.

– Эй, нечего в доме плеваться!

– Извини, – буркнул Пит. – Как подумаю – такое зло берет! Я бы ушел давно, только на кого я хозяйку брошу? Совсем же без меня пропадет.

И украдкой смахнул слезинку кончиком бороды.

– А родители вашего хозяина живы? – уточнила я. – Может, другие дети есть?

– Нет никого, – покачал головой Пит. – Родители хозяина давно уже на последней ладье уплыли. А он только хозяйку любил. Боги им других детишек не дали, только Дурина этого. Говорил им, нельзя сына так называть! А они, мол, имя хорошее, легендарное… Эх!

Домовой совсем пригорюнился.

– Кто поддерживает порядок в доме после смерти хозяина? – продолжала допытываться я.

– Да хозяйка, конечно! – махнул рукой домовой. – Кто ж еще? Ну я как могу помогаю, и мастера местного она звала. Огород там вскопать, деревья спилить… Мне ж такое не под силу. А Дурин пальцем о палец не ударит. Лодырь! И в кого он такой? Родители хорошие и для единственной кровиночки ничего не жалели. А он…

И отвернулся.

Я могла бы сказать, что родители наверняка слишком ему потакали, закрывали глаза на многое, и далее в этом духе. Но зачем? Судить – это не ко мне.