Дюжина лазеек

– Вашей хозяйке полагаются три четверти дома, – заметила я негромко.

Пит вновь чуть не облился чаем.

– Как – три четверти?!

Я пожала плечами и растолковала предельно кратко:

– Дом построен в браке, а значит, половина уже принадлежит госпоже Мастерсон. Вторая половина делится поровну между наследниками по закону. В данном случае это жена и сын.

Домовой подвигал бровями, что-то подсчитал на пальцах… И поднял на меня недоверчивый взгляд.

– Так-то оно так. Только дом на хозяина оформлен был. Разве ж не сын – единственный наследник?

– Нет, – качнула головой я. – Наследники первой очереди – дети, родители, супруг и супруга в равных долях.

Именно поэтому я выясняла, живы ли родители и нет ли детей от других браков.

Домовой вдруг дернул себя за бороду и взвился:

– Так он, выходит, мать из дому гонит, а дом-то ему и не принадлежит?! Ах он!..

– Ему принадлежит одна четвертая часть, – поправила я педантично. – Но выгнать вашу хозяйку он, разумеется, не вправе. Только для оформления своей доли ей придется обратиться в суд.

– Зачем? – вытаращил глаза Пит. – Раз ей по закону положено…

– Затем, что в шестимесячный срок после смерти мужа госпожа Мастерсон должна была подать заявление нотариусу. Поскольку она этого не сделала, теперь надо доказывать, что она фактически вступила во владение и пользование наследственным имуществом.

Чтобы это переварить, домовому потребовалось несколько минут. После чего он решительно кивнул и спросил деловито:

– И что для этого нужно?

Я быстренько набросала список необходимых документов, приложила к нему свою визитку и посоветовала не мешкать. Мало ли, что может случиться?..

* * *

Как в воду глядела.

На следующий день без пятнадцати девять меня уже поджидала под консультацией колоритная парочка: заплаканная гномка и возмущенный домовой. Если припухшие глаза клиентки, дрожащие пальцы и покрасневший нос еще можно было списать на простое волнение – все-таки не каждый день подаешь в суд! – то синяк на скуле волнением не объяснишь.

Завидев меня, домовой издал воинственный клич, подпрыгнул и потряс пачкой бумаг.

– Доброе утро, – кивнула я, мысленно прощаясь с идеей выпить еще чашечку кофе до начала рабочего дня, и попросила: – Пять минут.

Гномка лишь кивнула, пощупала наливающийся синяк и горестно вздохнула…

– Присаживайтесь и рассказывайте! – велела я, указав клиентам на стулья напротив. – Что случилось?

– Этот… – буркнул домовой, поерзал (он зачем-то подложил на стул те самые бумаги) и закончил неловко: – Вчера приходил. Визитку вашу увидал и…

Пит безнадежно махнул рукой и отвернулся.

– Визитку? – сдержанно удивилась я. – Кстати, разве он не с вами живет?

Неужели у клиентов не хватило ума не оставлять ее на видном месте?

Гномка стиснула носовой платок.

– Нет-нет, он на квартиру переселился, еще когда муж был жив. Говорил, так до работы ближе…

– Только работу он давно бросил! – вставил домовой. – Пьет да гуляет. И вчера за деньгами приходил. У-у-у, гад!

– Я сказала, что у меня почти ничего не осталось, мне же все коммунальные платить надо, и штраф за электричество еще, а он не поверил… В сумку полез. А там визитка ваша да список документов.

Она опустила голову.

Домовой подпрыгнул на стуле.

– Он все унес! Бумаги на дом, квитанции – все выгреб!

– Ничего страшного. – Я мысленно вздохнула и утешила: – Документы о праве собственности мы затребуем у БТИ…

– Ха! – торжествующе выкрикнул домовой и потряс той самой папкой. – Я копии с документов снять успел. А квитанции за последний год вообще утащил! Из-под носа у него, так-то.

И гордо приосанился. Гномка слабо улыбнулась.

– Спасибо тебе, Пит. Не знаю, что без тебя делала бы. – Она сгорбилась и объяснила зачем-то: – Я за своим Алвином как за каменной стеной была. А теперь…

Она коснулась свежего синяка и совсем опустила нос.

Крепкая, ладная, по-гномьи основательная, с тяжелой пшеничной косой, госпожа Брина Мастерсон была все еще хороша. Только горе совсем ее раздавило.

– Вы не хотите снять побои? – поинтересовалась я для проформы. Ясно же, что делать этого она не станет.

– Нет, что вы! – вскинулась гномка. – Не надо сор из дому выносить. Мне стыдно.

– Стыдно тебе?! – возмутился домовой и кулаком потряс. – Это не тебе должно быть стыдно, а оболтусу этому!

– Пит… – слабо возразила она.

– Что – Пит?! – совсем разбушевался домовой. – Совсем ты, хозяйка, тряпкой стала. Нет бы этому гаду в нос дать! Привыкла кровиночку в попу целовать? Ну тогда корми-пои его до самой смерти. Только без меня!

По мере этой отповеди гномка то краснела, то бледнела, то стискивала кулаки.

– Госпожа Мастерсон, – окликнула я, не давая ссоре разгореться. – Я возьмусь за ваше дело с одним условием.

– Каким? – буркнула она, не поднимая глаз.

Домовой гордо отвернулся.

– Вы будете делать все, что я скажу, – ответила я жестко. – Согласны?

Нет ничего хуже, чем мечущийся клиент. Сегодня он готов биться до последнего, завтра простит обидчика, а послезавтра об этом пожалеет.

Молчала она долгую минуту.

Потом распрямила плечи, сжала губы и сказала решительно:

– Согласна!

* * *

С судьей нам повезло.