Дюжина межгалактических мерзавцев

Пузырь, конечно, ведет себя странно, но, если подумать, у всех свой порог отвращения. Кто знает, как раса вернерианин реагирует на столь мерзкие вещи. Да и потом, подозрение падает на него в первую очередь. Ведь он единственный по приказу капитана периодически заглядывал в каюту. Слишком просто. Хотя интеллектом он не блещет. Мог и убить, даже не подумав замести следы. А вдруг только притворяется идиотом? Или действовал, подчиняясь приказам телекина.

Я понял, что путаюсь в догадках, и пора приступить к допросам, если я хочу добиться хоть какого-нибудь результата.

Любому оперу известны приемы, помогающие разговорить подозреваемых. И первый среди них – это, конечно, блеф. Мол, нам все давно известно. Сними грех со своей совести – расскажи, как было дело. Глядишь, и срок скостят, если поведать следствию всю правду. Обычно подозреваемые на эту простую уловку попадались. Правда, я куда больше любил допрос с пристрастием, когда от удара в челюсть клацают зубы и подозреваемый с воплем рушится на каменный пол. В комнате, где я проводил дознания, был всегда на редкость твердое покрытие – из керамических грубых плиток, декорированных под камень.

Мягкий допрос, не приносящий мне никакой радости, я начал с Пузыря. Темная лошадка, думал я. Любой тихоня может оказаться маньяком. Вон как ловко он справлялся со своими обязанностями по уборке трупов. Не всякий будет со спокойной физиономией волочить к мусоросборнику окоченелое тело.

– Пообщаемся? – сказал я, застав Пузыря у одного из иллюминаторов. Он с интересом наблюдал за размазанными в яркие полоски звездами о шарового скопления – в последнее время пейзаж красотой не отличался.

Вернерианин смотрел на меня, не отводя взгляда.

– У меня есть кое-какие вопросы, – уточнил я.

– Ну.

– Первый. Зачем ты убил Зеленого?

– Чего?!

– Повторяю вопрос. Зачем ты, мерзавец, убил Зеленого? Что он тебе сделал?

– Да ты чего?.. – Пузырь замялся. – Я никого… да… никого я не убивал.

– Ты что же, думал, камеры наблюдения не запишут, как ты все это проделал? У меня есть доказательства. Все, ты попался, парень.

– Как…

– Чистосердечное признание может облегчить твою участь. И здесь мы переходим ко второму вопросу. Хочешь ли ты во всем сознаться? Или мне представить неопровержимые улики?

– Но мне…

– Только не надо водить меня за нос! – рявкнул я. – Ты же слышал, мне все известно.

– А тебе не кажется, что свет моргает? – поинтересовался Пузырь.

Я и сам уже видел, что с электричеством происходит что-то не то. Значит, Робинзон так и не устранил поломку. Если, конечно, она имелась.

– К черту свет! – проорал я. – Колись, ты прикончил Зеленого?

– Мы даже и не поговорили с ним, – с грустью в голосе поведал Пузырь. – Может, это даже хорошо. Я никогда не любил геббов. У меня было несколько знакомых геббов. Все они издевались надо мной. Говорили, что я недоумок. Но я никогда не убивал геббов. Ни одного.

– А бородавочников?

– Что «бородавочников»? – не понял вернерианин. – Моя фамилия не бородавочников. Я Подподбородков.

– Плевать я хотел на твою фамилию! – выдавил я с придыханием. Меня так и тянуло надавать ему по ушам за это форменное издевательство над органами правопорядка. – Я спрашиваю, ты убил Отца?

– Папу?

– Какого, к дьяволу, папу?! Отца? Бородавочника! Ту мерзкую скотину, которая воняла на весь коридор. Мы еще с тобой волокли его труп к мусоросборнику.

– Ах, этого, – вернерианин помотал головой. – Нет, не убивал. Я, вообще, не люблю убивать, – поделился он. – Жалко мне их.

– Напрасно ты отпираешься, – заметил я, – подумай о том, что чистосердечное признание может облегчить твою участь. – Я направился к выходу из каюты. – И помни, – сказал я напоследок. – Мне все известно. Так что от наказания тебе не уйти.

Тот же вопрос с подковыкой я задал сириусянину.

– Я никого не убивал! – вскричал он.

– Будешь придерживаться той же версии?

– Какой еще версии?! – заверещал Крыс. – Нет у меня никакой версии.

– А как же зеленые сапиенсы?

– Сапиенсы?! Какие сапиенсы?!

– Как?! – опешил я. – Ты же говорил, что видел на борту странных зеленых сапиенсов?

– Да, говорил. Со мной бывает. Я, между прочим, несколько лет лечился, чтобы не видеть странных зеленых сапиенсов.

– Прекрасно, – пробормотал я, достал блокнот и принялся вымарывать запись. Расследование снова зашло в тупик. – Если я узнаю, что ты намеренно пытался пустить следствие по ложному следу! – угрожающе сказал я. – Окажешься на том свете раньше остальных.

Сириусянин издал странный булькающий звук.

– Ничего не могу с собой поделать, – поведал он. – У меня видения и маниакальный психоз.

– Это все?

– Конечно, нет. Время от времени я начинаю задирать окружающих. Дразнить их. Ругаться с ними. Это истерическая реакция. Когда у меня есть лекарства, такое не происходит.

– У тебя есть какие-нибудь таблетки?! – насторожился я, вспомнив о силовых стимуляторах.

– Нет у меня никаких таблеток, придурок! – выкрикнул сириусянин. – Я же сказал, что из-за отсутствия лекарств, я начинаю впадать в патологическое состояние.

Он вдруг с ужасом уставился мне за спину. Я резко обернулся. Но там никого не было.