Дива

Ветеринарное дело у Боруты было наследственным, его дед, цыган, тот самый, что будто бы с лешачихой жил, слыл лучшим коновалом. А отец его уже в колхозе рабо­тал, всю жизнь быков и поросят кастрировал да коров искусственно осеменял и сына к этой работе пристра­стил. Поэтому Данила всё-таки решил сбежать из банды, невзирая на угрозы, и только подгадывал момент. И тут помогли опера: всю шайку схватили в каком-то кабаке, где «медвежатники» награбленное прогуливали. Боруту они с собой не брали, по-отечески считали ещё молодым, чтоб просаживать жизнь в ресторанах, мол, купили тебе забаву — мотоцикл, вот и катайся до следующих гастро­лей, когда понадобишься. Он, как только узнал, что всю банду повязали, сел на «Яву» — и только пыль завивает­ся. Но в Ростове Данилу схватили: кто-то выдал, и поса­дили его на нары. А по молодости дали четыре года.

Так или не так всё было, на Пижме знали из рассказов самого Боруты, а он тогда ещё не был каналом и мог слег­ка преувеличивать, чтоб распустить о себе славу гроз­ного бандита-медвежатника: почти все люди малого ро­ста этим грешат. Но судя по наколкам, в тюрьме Данила сидел, и срок отбывал там же, на юге, а при лагере был огромный свинарник, куда бывшего колхозника и опре­делили. Там оказался зэк, преподаватель ветеринарной академии, который узрел интерес Данилы и взялся на­таскивать его своему ремеслу. За четыре года выпесто­вал специалиста, только институтских корочек не хва­тало. Зато справка была, что прошёл курс обучения под руководством этого известного ветеринара, его рукой на­писанная. Так что зона пошла на пользу Боруте во всех смыслах.

А ещё он послал больше тысячи писем Диве, отправ­ляя их через «волю», то есть минуя лагерный контроль, где красочно описывал свои военные подвиги сначала в Сомали, затем в Афганистане. И так поднаторел сочи­нять всяческие боевые истории, что сам уже начинал ве­рить, что воевал снайпером, много чего повидал и испы­тал. Дива же ничуть не сомневалась, что Данила воюет, но отвечала изредка, рассказывая про колхозные дела. И ни строчки о личном, поэтому Борута тешил надежду, что она всё же его дождётся. Но младший Драконя, тогда уже Герой Соцтруда, откуда-то узнал, что земляк не в око­пе сидит — на нарах, и прислал в колонию ходатайство, что заключённый такой-то будет немедля трудоустроен и колхозе и взят на поруки, если его досрочно освободят. Поруту не освободили, статья была тяжёлая, но когда он вышел на волю по окончании срока, то получил направ­ление в родную «Красную Пижму» — колхоз так назывался.

И только тут узнал, что Дива вышла замуж за Алфея Никитича, который был тогда главным зоотехником. Вех людей выше себя ростом Борута ненавидел либо от­носился к ним с подозрением, а младший Драконя был двухметровым гигантом, и конечно же, приёмная дочка предпочла его, тем паче выросли они в одной семье. Ал­фею тогда было за тридцать, а Диве всего семнадцать: говорят, не женился, ждал, когда она подрастёт. Борута гоже стал ждать, когда соперник изработается и умрёт. Он знал пословицу: «От работы кони дохнут», видел, что многие молодые мужики скоро загибаются от чрезмер­ного переутомления, поэтому берёг здоровье и ждал сро­ка. Однако соперник лишь здоровел, получал награды, должности, и когда изработался и умер старший Драко­ня, младший занял место председателя. Данила тогда работал в колхозе ветеринаром-осеменителем, и отно­шения у них с Драконей были хорошие, никто и не по­дозревал, что в Боруте страсти кипят. Скоро Алфей Ни­китич заработал вторую звезду Героя, бюст на родине, а Дива одну за одной родила ему трёх дочерей, и надеж­ды Данилы растаяли.

Тогда прошедший бандитскую школу Борута ре­шил убрать председателя, взял ножик, лопату, скараулил на лесной дороге и выкатился навстречу, будто ле­ший. А Драконя машин не признавал, верхом ездил, да на крупном жеребце. Конь с испуга на дыбки взвился, так внук известного коновала уронил его одним ударом. Что потом произошло, Борута сразу и не понял: предсе­датель из седла не вывалился — жеребец будто умень­шился до размеров ишака и выскочил из-под седока. Дра­коня так и остался стоять на ногах. И по свидетельству правдивого Боруты, вырос вдвое! Сгрёб он Данилу, зажал чуть ли не в кулак и спрашивает:

— Что это с тебя потекло?

Тут потечёт, когда соки жмут! И слова в ответ не ска­зать, дышать нечем.

— Ладно, — говорит председатель. — Повиси да об­сохни!

Согнул сосну, отломил сук и повесил за шиворот, сам же снова сделался обычного роста, поймал коня и уехал. Данила висит и дыхнуть боится: ватник трещит, ни рукой, ни ногой не шевельнуть, ствола дерева не до­стать, а до земли метров десять, навернёшься — костей не соберёшь. Так часа три прошло, помощи ждать неот­куда, по этим чёртовым дорогам и так редко ездят, тут же дело к ночи.