Дивергент

есть люди. Я останавливаюсь перед дверьми издавая раздраженный звук.

- Что? говорит Питер.

- Я ненавижу это место, говорю я.

Он убирает с глаз промокшие от снега волосы.

- Итак, что мы собираемся делать, разбить окно? Поищем заднюю дверь?

- Я просто собираюсь войти внутрь, говорю я. - Я ее сын.

- Ты также предал ее и покинул город когда она запретила кому либо покидать его, говорит он, и она посылала людей чтобы остановить тебя. Людей с оружием.

- Ты можешь остаться здесь, если хочешь, говорю я.

- Где сыворотка там и я, говорит он. - Но если тебя пристрелять то я схвачу ее и убегу.

- Другого я от тебя и не ожидал. Он странный человек.

Я иду в вестибюль, где кто-то разрисовал портрет Джанин Метьюз, нарисовав Х над

каждым еѐ глазом красным маркером и написал "Фракционная сволочь" внизу. Несколько

людей с повязкками афракционеров выступают вперѐд, с высоко поднятым оружием.

Некоторых из них я узнал, когда сидел с нми у костра, а некоторых - когда был на стороне

Эвелин, как лидер Бесстрашных. Других не знаю, и это напоминает мне, что численность

афракционеров больше, чем кто-либо мог себе представить.

Я поднимаю вверх мои руки " Я здесь чтобы увидеть Эвелин"

"Конечно" отвечает один из них "Мы ведь пропускаем любого, кто хочет еѐ видеть"

"У меня есть сообщение от людей снаружи" говорю я "Которое, я уверен, она хочет

услышать"

"Тобиас?" спрашивает женщина афракционер. Я узнаю еѐ, но она не из складского сектора

афракционеров - она из сектора отречения. Она была моей соседкой. Еѐ зовут Грейс.

"Привет, Грейс" гворю я "Я просто хочу поговорить с моей матерью"

Она прикусывает щѐку и изучает меня. Еѐ хватка на пистолете ослабевает.

"Ну, мы всѐ ещѐ не можем разрешать каждому заходить"

"Ради Бога" говорит Питер " Иди и скажи ей, что мы здесь и увидишь, что она ответит.

Мы можем подождать."

Грейс отходит назад, в толпу, которая собралась, пока мы говорили, затем опускает

пистолет и убегает по соседнему коридору. Мне кажется, мы стоим так долго, пока мои

плечи не начинают болеть от держания моих рук. Затем Грейс возвращается и зовѐт нас. Я

опускаю свои руки, как только остальные опускают оружие, и вхожу в фойе, проходя

через центр толпы, как нить проходит через ушко иголки.

Она ведѐт нас к лифту.

"Что ты делаешь, когда держишь пистолет, Грейс?"

Говорю я. Я никогда не знал отреченного, взявшего оружие.

"Ни каких больше обычаев фракций", говорит она. "Теперь я делаю это, чтобы защитить

себя. У меня есть чувство самосохранения ".

"Хорошо", я говорю, и подразумеваю это. Отречение было так же разбито, как и другие

фракции, но его зло было менее очевидным, скрытым, так как они были во внешности

самоотверженности. Но требуя, чтобы человек исчез, чтобы блекнул в фоне, где бы они

ни шли, - не лучше, чем поощрение их ударить кулаком друг друга.

Мы поднимаемся на этаж, где был кабинет Джанин - но это не то место, куда ведѐт нас

Грейс.

Вместо этого она приводит нас в большой конференц-зал со столами, кушетками и

163

стульями, стоящие строгими квадратами. Огромные окна, расположенные вдоль задней

стенки, пропускают лунный свет. Эвелин сидит за столом справа, глядя в окно.

"Ты можешь идти, Грейс" говорит Эвелин " У тебя для меня сообщение, Тобиас?"

Она не смотрит на меня. Еѐ густые волосы, связаны сзади в пучок, на ней серая рубашка с

повязкой афракционеров. Он выглядит измотанной.

"Может подождѐшь в коридоре?" Я говорю Питеру, и, к моему удивлению, он не спорит.

Он просто выходит, закрыв за собой дверь.

Моя мама и я остаѐмся одни.

"У людей снаружи нет сообщений для нас"

Говорю я, подходя ближе к ней. "Они хотят отнять память у всех, кто находится в этом

городе. Они верят, что не надо объяснять нам, что не надо взывать к нашим лучшим

качествам. Они решили, что будет проще стереть нас, чем разговаривать с нами."

"Может они и правы", сказала Эвелин. Наконец она поворачивается ко мне, держа

сложенные руки напротив скул. У нее есть татуировка пустого круга на пальце, похожая

на обручальное кольцо. "Для чего ты тогда пришел? Что ты собираешься делать?"

Я колеблюсь, моя рука на флаконе в кармане. Я смотрю на нее и вижу, как время износило

еѐ как старую одежду, волокна которой выцвели и потрепались. Я также вижу женщину, которую я знал в детстве: губы, растягивающиеся в улыбке, глаза, сияющие от счастья. Но

чем дольше я смотрю на неѐ, тем больше убеждаюсь, что той счастливой женщины

никогда не было. Эта женщина - лишь бледная версия моей настоящей матери, которую я

видел глазами ребенка.

Я сажусь напротив неѐ за столом и кладу пузырѐк сыворотки между нами.

"Я пришѐл, что бы попросить тебя выпить это" говорю я.

Она смотрит на флакон, и мне кажется, что я вижу слезы на еѐ глазах, но это может быть

просто свет.

"Я думаю, это единственный путь

остановись полное уничтожение." говорю я "Я знаю, что Маркус и Джоанна и их люди

идут в атаку, и я знаю, что вы будете делать все возможное, чтобы остановить их, в том

числе использовать сыворотку смерти, которой вы обладаете, что бы иметь большое

премущество." Я наклоняю голову. "Или я ошибаюсь?"