Дивергент

только что поднялся с постели. Под его темно-синей формой обычная черная футболка и

черный шнурок вокруг шеи. Он двигается вокруг его Адамового яблока, когда он глотает.

Я выхожу с ним из маленького офиса и иду вниз по коридору. Толпа, которая здесь была

до этого, рассосалась. Должно быть, принялись за работу, или завтракают.

Здесь живут люди, спят и едят, работают, рожают детей и растят семьи, умирают. Когда-

то, это место моя мама называла домом.

- Интересно, а когда вы начнете сходить с ума - говорит он. - После того, как вы узнали

все это так сразу.

- Я не собираюсь сходить с ума, говорю я, чувствуя, что защищаюсь. Хотя, думаю, что

уже это сделала, но я не собираюсь признаваться в этом.

Мэттьюс пожимает плечами. - Я бы сошел с ума. Однако это достаточно честно.

Я вижу вывеску, на которой написано ВХОД В

ОТЕЛЬ впереди. Я прижимаю экран к груди, страстно желая вернуться к общежитие и

рассказать Тобиасу о моей маме.

- Послушай, одна из вещей, чем мой руководитель и я занимаемся - это генетическое

тестирование, говорит Мэттьюс.

- Я бы хотел, чтобы ты и тот парень, сын Маркуса Итона? - пришли ко мне для ДНК теста.

- Зачем?

- Из любопытства. Он пожимает плечами. - Прежде мы не тестировали гены столь

позднего поколения эксперимента, а ты и Тобиас, кажетесь какими то...... необычными, в

проявления определенных вещей. Я поднимаю брови.

- Ты, например, демонстрируешь необычную сопротивляемость сыворотке - большинство

Дивергентов не могут этим похвастаться, говорит Мэттьюс

- А Тобиас может противостоять симуляциям, но не демонстрирует несколько других

способностей характерных для Дивергента. Я могу объяснить это подробнее.

Я колеблюсь, не уверена, что хочу видеть свои гены, или Тобиаса, или сравнивать их, как

будто это важно. Но Мэттьюс, кажется очень жаждет этого, практически как ребенок, и я

понимаю любопытство.

- Я спрошу его, готов ли он к этому, - говорю я.- Но я бы хотела. Когда?

- Этим утром хорошо? говорит он.- Я могу зайти за вами в час или около того. Вас все

равно не пустят в лабораторию без меня. Я киваю.

Внезапно я чувствую себя возбужденной, узнать больше о своих генах, это то же самое, что читать дневник моей матери: я получу часть ее обратно.

Глава 18. ТОБИАС (часть 1)

Это странно видеть людей, которых вы не очень хорошо знаете, утром с сонными глазами

и складками от подушки на щеках; знать, что Кристина веселая утром, Питер просыпается

с идеально ровными волосами, а Кара общается только ворча, медленно двигаясь, шаг за

шагом, к кофе.

Первое, что я делаю, принимаю душ и переодеваюсь в одежду, которую они

предоставляют нам, которая не сильно отличается от одежды к которой я привык, но все

цвета сочетаются друг с другом, они ничего не значат для этих людей. Я ношу черную

рубашку и синие джинсы и пытаюсь убедить себя, что это нормально, что я чувствую себя

нормально, что я адаптируюсь.

Суд моего отца сегодня. Я еще не решил, собираюсь я смотреть его или нет.

Когда я возвращаюсь, Трис уже полностью одета, сидит на краю кровати, как будто она

готова спрыгнуть с неѐ в любой момент. Так же, как Эвелин.

55

Я схватила булочку с подноса с завтраком, который кто-то нам принес, и сажусь напротив

нее. - Доброе утро. Ты рано встала.

- Да, - говорит она, перенося свои ноги так, что они оказываются между моими.

- Зоя нашла меня утром у той большой скульптуры. - Дэвид хотел мне что-то показать.

Она взяла стеклянный экран, лежащий рядом с ней. Он засветился, когда она

прикоснулась к нему, показывая документ.

- Это файл моей матери. Судя по всему, она писала маленький дневник. Она подвинулась

так, как будто было неудобно. - Я еще не смотрела что там.

- Что ж,- я сказал, - Почему ты не читаешь его?

- Я не знаю. Она положила его обратно, и экран автоматически отключился. - Я думаю, что боюсь этого.

Дети Отречения редко знают своих родителей в какой-либо значительной мере, потому

что Отреченные родители никогда не проявляют себя так, как другие родители, когда их

дети вырастают до определенного возраста. Они заворачивают себя в серую ткань

доспехов и самоотверженные поступки, уверенные, что делиться - значит потакать

собственным слабостям. Это не просто восстановленная часть мамы Трис; это первые и

последние честные проблески той, кем Натали Приор действительно была.

Затем я понимаю, почему она так держится за него, как за магический предмет, который

может раствориться в один момент. И почему она хочет сохранить его неоткрытым на

некоторое время - это то же самое, что я чувствую насчет суда над моим отцом. Это может

рассказать ей что-то, чего она не желает знать.

Я проследил за ее взглядом по комнате туда, где сидит Калеб, жуя кусок злака.

Мрачный, словно обиженный ребенок.

- Ты собираешься показать ему это? - спрашиваю я.

Она не отвечает.

- Обычно я не сторонник говорить и показывать ему что-то,- говорю я.- Но в данном

случае… это принадлежит не только тебе.

- Я знаю это, - сухо говорит она. - Конечно я покажу ему это, но я хочу увидеть это

первой.

Я не могу с этим поспорить. Большая часть моей жизни была потрачена на близкое