Диверсант

«Гром» доживал последние денечки, страсти в отряде накануне распада накалились — до хрипа в спорах, до выстрелов поверх голов. Верховодили в нем бывшие коммунисты, ползками добравшиеся до социалистической платформы, перья, выщипанные не то с правого, не то с левого крыла, — это все рассказала мне Янина. Любознательность, погнавшая меня когда-то в кружок Осоавиахима, и здесь, в «Громе», потянула меня к костру, где под усыпляющее потрескивание головешек вскипал жаркий разговор. Речь шла о политике, польской политике, чего я, как и толстенький майор в штабе 4-го Украинского, понять не мог и не хотел. Сидевшая на пеньке девушка спросила через костер: «Пану интересно?» — и позвала к себе. Я лег у ее обкусанных комарами ног, вблизи ее клетчатой кожаной юбки. Суровая девушка эта, Янина, студентка Ягеллонского университета, все годы борьбы прошагала в ней; в стеклах очков отражалось пламя костра, девушка переводила, я скрыл от нее, что понимаю их язык. У костра говорили о роспуске Польской компартии решением Коминтерна, о гибели Лещиньского и Хенрыковского, одобрявших сталинское решение, о рядовых коммунистах, пытавшихся сохранить партию, о том, как в предвоенном году эта запрещенная Коминтерном партия оказалась истребленной государственной тайной полицией Германии… (Множеству предположений, возникших у меня тогда и позднее, я не позволял развиваться до завершающего логического конца. Есть некоторые понятия, обладавшие духовной значимостью и ценностью, и обнажение этих понятий, к чему призывает рассудок, губительно одряхляет эмоции, раньше срока делая нас мудрыми циниками.)

Для всех легенд я был безопасным сосунком: школу не успел закончить, как год назад взяли в армию, винтовку в зубы и на фронт, в первом же бою ранен, плен, лагерь за лагерем, побег с помощью старших товарищей (сам бы не отважился). Меня поэтому и не обыскивали в «Громе». Начал издалека, спросил, на каком факультете училась она, Янина, а потом стал докучать вопросами о боге и Христе. В чем же могущество бога, раз он не вооружен?

Студентка печально вздохнула:

— Пану невдомек, что сила бога — в слове. В Иисусе Христе, который на земле как бы парламентер от бога, предлагает людям принять его учение, следовать ему. В парламентеров часто стреляют, вот и в Христоса однажды выстрелили. Причем он, зная о нацеленном на него стволе, все-таки подставил себя под выстрел.

— Может быть, потому, что он убедился: людям наплевать на его учение? Люди погрязли в грехах?

— Возможно… — Студентка нехотя согласилась.

— А не кажется тебе, что к тому времени за многие предшествовавшие эпохи люди вообще стали олицетворением греха, вот и понадобился им повод все мерзости свои свалить на невинного человека, обвинив его в не совершенных им грехах?

Студентка оживилась, обрадовалась:

— Пан прав! Я тоже об этом подумывала! Но именно в этом величие богочеловека Иисуса Христа! Он пострадал за всех!

— Но тогда Иуду награждать надо! Не будь его…

Мы сцепились в споре. Я допытывался: апостолы — это не спецкоманда при Иисусе Христе? Проповедь — не атака на безверие? Что такое второе пришествие? Выходит, сейчас происходит повторное накопление грехов, которое снимет с душ как бы сбежавший из лагеря Христос? Если цель Христа вообще избавление от грехов, то ведь у мертвецов нет грехов, не так ли? И умерщвление людей становится заданием Христа, полученным им от бога? И, убивая людей, мы облегчаем задачу Христа. А люди — греховны не только от рождения, небеса не так уж далеки от земли…

Часа полтора доводил я эту Янину рассуждениями о ее Боге и ее Слове. Иоанн Креститель с автоматом — разве это не донесение Слова Божьего безмолвной пастве?

Не кожаная юбка позвала меня к Янине. Неподалеку от нее сидел горбун, хромоногий мальчонка, я глаз не спускал с него и давно решил: «Тот!» Подавать знак группе не стал, сами догадаются. Комары искусали меня так, что пришлось спешить, калека, давно заметил я, без памяти втюхался в девушку на пять лет старше и ничего не замечал вокруг.

Спорщики у костра сходились на том, что война скоро кончится. И я был того же мнения, бегом таща на себе горбуна с кляпом во рту. Гриша и Алеша догнали нас километров через десять. Из кустов встали полковники, осторожно прошли еще километров десять и вытащили из валежника «Виллис». Ночью прилетел «ПО-2», Алеша забрался в заднюю кабину вместе с пацаном, который, тут мы поняли, кому-то очень нужен.

(Неделю спустя, уже в штабе 4-го Украинского, узнали мы, что все офицеры, которых потчевали монашки в монастыре, будто бы заразились триппером и что танкисты в злобе, с фронта отведенные, послали три танка — расстрелять из пушек монастырь за нанесенный армии ущерб. Алеша припадочно хохотал, Калтыгин всего-то пожал плечами, лишь я отказывался верить, ибо видел и знал: танкисты, потеряв в жестоком бою верных товарищей, в отместку часто стреляли по первому попавшемуся строению…)

Глава 30