Диверсант из рода Нетшиных (СИ)

«Вот! Вот оно и начинается! — тоскливо решил про себя Сквайбутис. — Я-то хотел лишь прилюдно отомстить обидчику, да слегка покуражиться перед народом в облике „герцога“, которому сам комтур Кенигсбергского замка дал в сопровождение немалые силы. А эти клятые немцы устроили из вполне невинного развлечения настоящую бойню, кровавую баню на свадьбе, о которой гудел весь Литовский край, а теперь — вон, видишь, и ответ вместе с ними, глядишь, держать придется»...

Конечно, не думал сейчас и не помнил уже Пелюша, что сам требовал от комтура злой расправы и карательного, по сути, рейда во владения жмуди. В настоящий момент он просто упивался своею якобы невинностью, но надо было что-то отвечать ожидающему немцу. После услышанного в замке доклада Конрада врал теперь «герцог литовский» вдохновенно, легко и не краснея:

— Я рассчитываю находиться в это время в принадлежащем мне селении, что верстах в пятнадцати к северу, окрестные жители подскажут дорогу, — Пелюша увидел, как Юманте изумленно подняла бровь, но оставался внешне непроницаемым. — Буду рад, господин Конрад, получить от тебя самые свежие новости о результатах нашей сделки, которая, как надеюсь, окажется выгодна нам обоим. Надеюсь, что гонцы твои будут одеты не так приметно, как у полевого стана? — не удержался-таки Сквайбутис от легкой издевки, но тут же прикусил себе язык — мало как этот клятый немец на непростые намеки отреагирует — а вдруг обидится? Тогда и заключенный недавно с Мейсенским ряд, и принесенная ему клятва могут не успеть ничего решить: насколько скор Конрад в бою, Пелюша помнил.

Дьявол кивнул и молча устремился вперед по тракту. «Герцог литовский» шумно и не стесняясь окружающих, выдохнул полной грудью. Юманте смотрела на него по-прежнему с подозрением, и вопрос ее был вполне понятен и обоснован:

— Неужели господин герцог решил навестить свое родовое имение? — вот же клятая баба, что ей все неймется? Могла бы хоть в такой сложный момент без своих язв обойтись! Впрочем, что с нее взять — дочка бортника, одно слово... — Насколько понимаю, уже на следующем перекрестке нам надо будет свернуть на северо-западную дорогу, а потом еще несколько раз забирать ближе к северу?

— Нет, Юманте, — Пелюша вознамерился обойтись без каких-либо объяснений только что сказанным Конраду словам. — Нет. Туда мы не поедем. И сворачивать потому никуда не будем. Немецкие гонцы все одно не минуют постоялый двор этого, как его? Ах да, этого клятого Сапеги, где мы останавливались по дороге в замок. Там мы и будем ждать, что и когда изменится. И в зависимости от того решим, как будем дальше действовать.

Сквайбутис потянулся в седле, ущипнул бортникову дочку за довольно аппетитный-таки бочок и вдруг вспомнил оставленную попечению комтура Альбрехта Вайву. Глаза, конечно, у той поинтереснее, зеленые, как у лесной ведьмы, но у этой тоже не подкачали, только синего цвета. А что до всего остального — та клятая жемайтка моложе, конечно, да больно худа! А Пелюша в последнее время предпочитал — нет, не толстушек, — но свободного нрава спутниц из девиц, пропустивших сроки замужества, да молодых вдовушек со, скажем так, приятной полнотой. Чтоб, как говорится, было, и за что глазу зацепиться, и на чем руке с удовольствием задержаться. Да и ночью бока себе ни обо что не отобьешь.

Князек бросил еще один задумчивый взгляд на Юманте, потянулся и чуть поторопил коня пятками. До постоялого двора, где хозяйничал Сапега, было еще ехать и ехать...

...Вайве же отвели небольшую комнатку на одном из верхних этажей каменной громады замка. Окружающее постоянно давило на нее, временами ей казалось, что внутри пепельно-серых стен буквально не хватает воздуха для дыхания. Молодая жена полоцкого княжича привыкла к невеликим, но все же светлым просторам родного края, ей нравилось гулять и по лесу, и по полю, заговаривать с людьми и животными, разглядывать разнообразные растения и гонять мелких пташек — хотя бы и куропаток в траве спугивать.

Фигурка у Вайвы-Варвары была стройной — на зависть некоторым из «отъевшихся», как шутили в их кругу, подруг. И вся она казалась такой ладной, такой во всем уместной, во всех делах и заботах пригодной. Особенно удались во внешнем облике девушки глаза — в бабушку Аглаю, не иначе, что носила в себе и жемайтскую, и русичкую кровь — огромные, светло-зеленые, они сразу же вызывали мысли о родстве еще и с лесными духами. К тринадцатилетию матушка Аутра лишь несколько раз подстригала дочери кончики пышных волос, что в распущенном виде закрывали ее ниже пояса.