Диверсант Петра Великого

– Вот, господине, у наших кое-что из добычи поменял на мелочь. Сказал им, что вдовица одна мне милость оказала. Мол, по нраву я ей зело. Привечать стала да обхаживать. – Цыган гулко захохотал, показывая крупные желтоватые зубы. – Ромалы завидовать мне стали. Все просили с такой же вдовушкой свести. Ха-ха-ха! А что?! – продолжая хохотать, он махнул гривой густых смоляно-черных волос. – Мы, цыгане, собой зело хороши. Всякая и девица, и женка, и вдовица знают о том…

Вот теперь уже заржали мы. Больно уж смешной в этот момент вид был у цыгана, начавшего хвастаться своими похождениями.

– …А помню дочу одного дьяка. Пышногруда, бела лицом. – Он даже причмокивать начал, рассказывая об очередной своей победе на любовном фронте. – Коса до земли… А как посмотрит на тебя, все на свете забудешь и жизнь сразу же отдашь. Ох уж я побегал за девицей…

Глядя на раскрасневшегося цыгана, я решил завершать наши посиделки. Дел впереди было невпроворот, а времени – всего ничего.

– Ладно, Пали, хватит нам сказки рассказывать.

Тот переменился в лице, словно его оскорбили в его лучших чувствах; он даже глубоко вдохнул, набирая побольше воздуха, чтобы что-то мне ответить.

– Хватит, я сказал. Теперь слушайте… Ночью мы хорошо поработали. Поэтому сегодня и завтра отдыхайте. Бражничайте, но в меру. Кто набедокурит, спрошу особо. – Я обвел глазами притихших мужиков. – И помните, со мной не пропадете. Боярыч, вон, за смерть своих родных с обидчика спросил. Дайте время, в серебре, а может, и в золоте ходить будете… Боярыч, выйдем.

Оставив остальных одних, мы вышли на улицу.

– Не сомневайся, Данилыч, верен буду не хуже пса… Я же удавиться хотел, так тяжко мне было. Не мог я больше землю топтать, пока этот аспид живет. Как зверь рычал в темнице, кандалы грыз, – с болью в голосе шептал парень. – Я спать не мог. Как очи прикрою, так сразу матушку с сестричками вижу. Стоят они, худенькие, бледненькие, как березки белые, и ручки ко мне тянут, хлебушка просят. Я ведь на коленях перед ним стоял, сапоги его целовал. Просил хоть месячишко нам дать, чтобы куда приткнуться. Рабом верным обещался быть. Ирод же этот в один день всех их погнал на улицу. Приказчики его, как цепные псы, над добром стояли. Ни одежи какой лишней, ни припасов не дали взять. А куда матушка с двумя дитями пойдет в хляби такие? На паперть даже не возьмут… Потом узнал я, что матушка постыдным делом заниматься стала, чтобы детей прокормить.

Он замолчал на какое-то время, словно ему не хватало воздуха, чтобы рассказывать дальше.

– Я, Данилыч, Бога за тебя молить буду, что спросить мне с ирода позволил. Знаю, что не по-христиански это, но не мог я иначе. – Тут он горько ухмыльнулся. – Так что должник я твой по гроб жизни. Что скажешь, то и сделаю…

После этого разговора мне стало ясно, что с боярычем у меня проблем не будет, а через него и с остальными.

Оставшуюся часть ночи я почти не спал. По всей видимости, разговор «по душам» с боярычем меня слишком сильно взбодрил. Развалившись в своем углу, за печкой, я ворочался, пока, наконец, мне это не надоело.

– Все бока отлежал, – буркнув, я сполз с печки и устроился за столом, запалив лучину. – Значит, посидим покумекаем…

Мной уже было давно замечено, что наилучшим средством от бессонницы является строительство планов на будущее. Собственно, вот и пришло время воспользоваться этим инструментом. «…Ближайшая моя задача проста – поразить Петра. По сути, он еще мальчишка. Несмотря на все его замашки, непростой характер, мужиковатость, взрослые запросы, царь еще остается мальчишкой, который падок на все необычное». В чем-то он мне напоминал обыкновенную сороку, которая собирает и тащит в свое гнездо все блестящее и яркое. Для Петра же таким ярким и блестящим было все то, что резко отличалось от старорусского, патриархального в быту, науке, искусстве, военном деле… С юношеским максимализмом и горячностью он старался все это притянуть в жизнь государства. «…У них, в Европе, курят табак, значит, и мы должны! Они платье короткое и удобное носят, значит, и нам такое нужно! Бабы у них по домам затворницами не сидят, значит, и у нас должно быть так же! Бороды у них не в почете, значит, и нас так же должно быть! Солдаты у них башмаки носят, значит, и у нас будут!» И так во всем и везде…