Диверсанты Его Величества

— Господа мужики! — повторил священник и поклонился в сторону сидящего в кресле Федякова: — И господин лейтенант… Мы собрались для принятия обязательств и, самое приятное, для получения задатков под будущий урожай. И благослови вас Господь! Прошу вас, Потап Захарович, начинайте.

Скромный чиновник государственного закупочного комиссариата, более обеспокоенный предстоящей заготовкой и перевозкой сливочного масла, чем процедурой оформления обязательств, придвинул к себе толстую тетрадь с висящей на шнурке сургучной печатью и, устало вздохнув, крикнул:

— Подходите по одному!

Мужики замешкались, не решаясь выйти поперед спокойно сидящего Федякова. Разве можно так не уважить барина? Пусть бывшего барина, но все же…

— Давайте-давайте, — махнул рукой Юрий Сергеевич. — Я не тороплюсь.

Тогда первым протиснулся сквозь толпу Федор Саввич:

— Самохин я. Пиши пятьсот пудов ржи да по триста пудов ячменя с овсом.

Отец Михаил расслышал завистливый вздох. Оно и понятно, на немалый урожай рассчитывал вольный хлебопашец, но народ-то знал, сколько будет на самом деле, — занизил Федор обязательства, чтобы осенью продать тому же комиссариату по более высокой цене. Хорошо крепкому хозяину, а многие с нетерпением ждали сегодняшнего задатка — кто собирался лошаденку прикупить, кто дом подновить, а кто и просто от природной предусмотрительности. Мало ли — засуха, а выплаченное назад никто не забирает.

— Извольте получить и расписаться, — чиновник зазвенел извлеченным из вместительного сундучка серебром и протянул Самохину деревянную ручку со стальным пером: — Грамоту знать изволите?

— А оформления в Зубцовский уезд Рыльской губернии не желаете ли? — ледяным тоном, перенятым когда-то у полкового командира, осведомился Федор Саввич.

Закупочный комиссар только сейчас удосужился взглянуть на стоящего перед столом человека и слегка спал с лица:

— Простите великодушно, господин младший сержант! Совсем замотался, понимаете ли. Страда!

— Но к людям внимательнее нужно быть. — Самохин оставил в тетради витиеватую подпись и сгреб деньги. — Будьте здоровы, сударь.

Чиновник проводил взглядом уходящего с площади вольного хлебопашца и прошептал отцу Михаилу:

— Сурьезный господин, однако. — И уже во весь голос. — Следующий кто?

Последним объявил об обязательствах Юрий Сергеевич Федяков. Он к столу не подходил, так что пришлось комиссару нести тетрадь и сундучок к креслу, в котором с удобствами расположился помещик.

— Пишите, милейший, семь тысяч пудов ржи.

— Все же приняли решение? — явившийся следом отец Михаил позволил себе усомниться. — Народу где возьмете на уборку?

— Разорюсь на пару конных жаток. И черт с ней, с паровой мельницей.

— Хм… Не поминайте нечистого.

— Извините, отче, само вырвалось. Вы нынче к Макарию едете?

— Хотите там жатки посмотреть? Лучше приказчику князя Гагарина отпишите, а уж он в наилучшем виде сделает. И привезет, и людей работе научит, и на учет в губернской мастерской поставит.

— У князя дорого.

— Зато без поломок, особенно если своевременно механика вызывать для обслуживания. Тем более работники у вас серьезные.

— Это точно, — согласился Федяков.

Действительно, на работников он нарадоваться не мог. А если бы хоть один из них говорил по-русски, то им бы вообще цены не было. Три десятка беглецов из воюющей одновременно против Наполеона и германских княжеств Австрии изъяснялись на каком-то странном наречии немецкого языка, и Юрий Михайлович, любивший коротать время за перечитыванием глубоких размышлений господина Канта в подлиннике, понимал их с трудом. Но работали так, что аж спины от натуги трещали. Настолько изголодались по земле в своих игрушечных Европах? Наверное, так. Ничего, за десять лет, положенных на кандидатство в российские подданные, и человеческой речи научатся, и заслужат право служить в армии. Пусть право не для себя, для детей, но все же…

— Проводите меня, отец Михаил? Здесь и без вас прекрасно справятся.

Священник оглянулся — церковный староста с помощью звонаря утаскивал накрытый кумачом стол в сторожку, а дьячок унес графин, по пути принюхиваясь к его содержимому. Неужто не верит, что там налита обыкновенная колодезная вода? Вот же свинья, прости господи.

— Наливочка с прошлого года осталась замечательная, — продолжал уговаривать Федяков. — Нынче удастся ли такая?

— На грех подбиваете? Впрочем, ради вишневой наливки можно и согрешить. Сами делаете, насколько помню?

— Кому еще сие благородное дело доверить? Так что, идете?