Диверсанты Его Величества

Кузьма Петров вообще говорил редко, только время от времени материл ведомых в поводу заводных коней, доставшихся в наследство от французских егерей, да поглаживал оцарапанную пулей ногу. Ранение пустяшное, с такой плотностью неприятельского огня при отступлении из деревни могло и серьезней зацепить, если вообще не убить, но довольно болезненное. Но не беда — трофейный гнедой мерин с лихвой окупит все тяготы и лишения службы с новым командиром, как прошедшие, так и будущие. А они грядут, тут к бабке не ходи… Но выгодно же! Кошелек с восемью двойными наполеондорами грел душу, а ведь это только начало! К концу войны можно на собственную маслобойку заработать, а то и паровую мельницу в Смоленске поставить. Или одно другому не помешает?

Пан Сигизмунд пребывал в молчании совсем по иной причине. Нет, он более не переживал об убитом французском лейтенанте — Денис Васильевич все объяснил, а смерть от удара ножом в сердце достаточно благородна… Вот если бы горло перерезал, как барану! Но, хвала Иисусу Сладчайшему, русский офицер повел себя на редкость благопристойно, и претензий к нему нет. Другая мысль угнетала отважного потомка герба Радом. Даже не угнетала — вводила в полное уныние.

Умом и рассудком он понимал, что воевать втроем против многочисленного противника — попросту глупость, но поколения благородных предков смотрели с небес укоризненно на отступившего перед опасностью потомка. Душа болела и плакала, разве что кровью не обливалась. Даже брошенные капитан-лейтенантом гранаты не успокаивали — много ли толку от тех гранат? Ну, человек пять-шесть побили, и это в лучшем случае. И троих, выскочивших на звук взрывов, взяли на сабли. Но Давыдов еще и ругался, что не получилось уйти тихо. Странный он какой-то.

Сам же Денис Васильевич обдумывал полученные от пленного сведения, которые, честно сказать, вовсе не понравились. Этот батальон егерей, засевший в деревне, на самом деле представлял собой два эскадрона из дивизии генерала Келлермана и получил задачу расчистить путь отступающей французской армии. Подобных отрядов послано множество, и главной их целью являлось уничтожение мешающих снабжению партизан. И в засаде-то затаились в ожидании отдельной роты капитана Завадского, о чьем выдвижении в район Малых Вишенок сообщила разведка.

— Определенно с Петра Львовича нужно будет истребовать дюжину цимлянского! — произнес вслух Давыдов и оглянулся на дым далекого пожара. — Мы же его предупредили. Не так ли?

— Вы о чем, Денис Васильевич?

— Да я так, о своем.

— Не скажите, — не согласился пан Сигизмунд. — Дело защиты Отечества есть задача общая, и лишать боевых товарищей права на обсуждение оной… Это просто возмутительно!

Капитан-лейтенант, не ожидавший от поляка проявлений великодержавного патриотизма, не сразу нашелся с ответом, настолько глубоко оказалось его изумление. Нет, определенно мир сходит с ума и незыблемые доселе постулаты предстают ложными и ошибочными.

— Что вы подразумеваете под патриотизмом, Сигизмунд Каземирович?

— То же самое, что и вы. Знаете, Денис Васильевич, с некоторых пор я считаю неправильным высказывание Цезаря о том, будто бы лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

— Вот как?

— Да-да, и не спорьте. В этой фразе глупое позерство, и не более того. Скажу даже — там некая игра на публику. Не зря же Наполеон когда-то просился в русскую службу.

— Ему отказали от майорского чина.

— Вот видите! — воодушевился пан Пшемоцкий. — И он нашел утешение, лишь став императором Франции. Если майорские эполеты равны короне…

Такой ход мысли изрядно удивил Дениса Давыдова. Нет, конечно же, честолюбие поляков давно вошло в поговорку… Впрочем, почему бы и нет? Вот только пока не стоит загадывать на будущее — еще неизвестно решение трибунала по делу о чрезмерно больших потерях шляхетского ополчения, а без оглашения приговора любые планы не имеют смысла. И, кстати, сам суд откладывается на неопределенное время.

Да, так уж получилось, что вместо Смоленска пришлось повернуть в обратную сторону. Генерал-майора Тучкова необходимо незамедлительно известить о намерениях Бонапарта совершить отступление, а кроме них троих, это сделать попросту некому. Дорога дальняя, и хоть один да сможет добраться до штаба дивизии. Хотелось бы, конечно, обойтись без неприятностей, но война редко интересуется мнением и желаниями солдата. Делай что должно, и будь что будет![8]

Неделю спустя. Где-то под Минском.

В сам город решено было не заезжать, так как, по слухам и результатам допросов попадавшихся по дороге французских солдат, в Минске стоял крупный гарнизон. Даже пан Пшемоцкий не стал возражать и выказывать ненужную храбрость и благоразумно согласился взять южнее. Даже для виду не стал сопротивляться, видимо, окончательно обрусел. Случается же такое на свете, да?