Надо было торопиться. С дальней стороны деревни уже подступали полицаи, переброшенные из района на грузовиках. Ими командовали немецкие офицеры и унтеры. Спешно развернули два миномета и открыли беглый огонь.
– Уходим!
– Что с заключенными делать?
– Вместе с вами пойдем, – решительно заявил парень с захваченным ручным пулеметом на плече.
Немецкий гарнизон при входе в село, хоть и понес потери, продолжал бой, преграждая красноармейцам путь к отступлению.
– Мальцев, бери с десяток бойцов и заткни им пасть! – крикнул Кондратьев. – Они половину перебьют, пока мы пробьемся. Да и повозки с ранеными в обход не протащишь.
– Ясно! – Старший сержант торопливо собирал группу. – Берите больше гранат. Эй, герой с пулеметом, со мной пойдешь.
Со двора посылал мины 80-миллиметровый миномет, вел огонь уцелевший «МГ-34». Почуяв подмогу, лейтенант, командир немецкого гарнизона, приказал усилить огонь.
– Они в кольце! Наши надавят посильнее, всю шайку положим!
Надо отдать должное, пожилой лейтенант, ветеран прошлой войны, командовал умело и не прятался от пуль. В начале войны у него под Смоленском погиб сын, недавно призвали в армию внука, который тоже мог погибнуть в затянувшемся походе на Восток.
Зажигательные пули воспламенили соломенную крышу одного из ближних домов. Дикая страна, и крыши из соломы! Лейтенант точной очередью уложил женщину, выскочившую на улицу.
– Жгите их всех! – показывал цель лейтенант. – Пусть вся шайка подохнет в огне.
Он уже не вспоминал, что некоторые дома принадлежат полицаям (все они предатели!), а в одном живет женщина, с которой он встречался с лета и даже обещал увезти в Германию.
Но усиленный огонь (патронов хватило) и горящие дома заволокли дымом двор гарнизона. Этим немедленно воспользовались Николай Мальцев, его группа и партизаны Андрея Зинякова.
Через проволоку полетели трофейные гранаты-«колотушки», бутылки с бензином. Сапер из отряда «Сталинцы» поднял над головой связку тротиловых шашек и швырнул ее, целясь в размолоченное, полусгоревшее крыльцо и выбитую дверь.
Лейтенант стрелял в него из автомата, продолжая выкрикивать:
– Жгите их!
Он угодил в цель. Рослый сапер упал в подтаявший снег. Но и связка влетела в дверной проход. Взрыв проломил стену и перегородку, отбросил пулеметчика вместе с его станковым «МГ-34».
Горела перегородка, оклеенная цветными картинками из журналов, широкая деревянная кровать. О стену разбилась метко брошенная бутылка с бензином. Загорелся облитый горючей жидкостью унтер-офицер, продолжавший стрелять из своего «МП-40».
Он выпустил из обгоревших пальцев автомат и бросился в глубину помещения, вспоминая, где находился бак с водой. Путь преградил изможденный высокий человек в замасленной путейской куртке.
Унтер-офицер с трудом расстегнул кобуру, но достать массивный «вальтер» не успел. Костлявый, как скелет, путеец-ремонтник, просидевший в тюремном подвале полтора месяца, обрушил обломок доски на голову унтер-офицера.
Каска спасла лишь отчасти. Удар был нанесен с такой злостью, что доска разлетелась в щепки. Унтер, опираясь на сгоревшие до костей пальцы, попытался подняться. Железнодорожник с наполовину выбитыми зубами ударил его в лицо тяжелым ботинком и, подобрав пистолет, стал остервенело добивать рукояткой.
Многое надо было пережить и вытерпеть, чтобы набраться такой злости. Путеец, арестованный как заложник и возможный пособник партизан, был несколько раз избит до полусмерти. Он видел, как стонут и умирают искалеченные на допросах люди.
Паровозник не был ни подпольщиком, ни членом партии, имел жену, троих детей. Он хотел только одного – пережить с семьей это страшное время. Не получилось. После одной из диверсий на соседнем перегоне машиниста Родиона Астахова в чем-то заподозрили и выбивали показания.
Николай Мальцев пробежал мимо. Туда, где продолжалась стрельба и голос немецкого лейтенанта, как заведенный, хрипло выкрикивал:
– Жгите их всех! Где огнемет?
Убитый огнеметчик лежал на ступеньках, а лейтенант, услышав топот сапог, с запозданием обернулся. Дырчатый кожух русского автомата «ППШ» окутался пламенем. Ударило в грудь, плечо, вышибло из рук автомат с опустошенным магазином.
Мальцев добил бы лейтенанта, но его дернул за рукав Родион Астахов:
– Браток, покажи, как эта штука заряжается, – и протянул «вальтер».
Сержант снял пистолет с предохранителя, передернул затвор:
– Бери и нажимай на спуск, когда фрица увидишь. Кто же тебя, бедолагу, так отделал?
– Известно кто. Полицаи, – прошепелявил Родион. – Тут многих насмерть замордовали.
– Ладно, держись за мной. Бой еще не закончился.
Через несколько минут очнулся от боли немецкий лейтенант. Горели половицы, дым не давал дышать, но кашель привел его в сознание. Встать он не мог и пополз, не представляя толком, где выход.
Карманы кителя и брюк были вывернуты. Проклятые мародеры! Исчезло несколько золотых колец и сережек, которые он хранил в бумажнике вместе с рейхсмарками, своим офицерским жалованьем и премиями за специальные операции.