В открывшийся проём на секунду хлынул свет из общего зала, донёсся весёлый смех, женский визг, чьё-то намеренно страшное рычание и плеск воды в бассейне.
Дверь захлопнулась, оставив Янычара со своими мыслями один на один.
«Вот так, парень… — едко думал он, — проститутка, падшее существо в твоих глазах и глазах многих бывших с ней, считает тебя, русского офицера, неудачником и аутсайдером по жизни. А твои товарищи, бездушные убийцы, с её слов такие же неудачники и аутсайдеры, зовут тебя командиром. Так кто ты есть на самом деле?»
«Так кто ты на самом деле?» — гаденько хихикнул кто-то за спиной.
Янычар дико оглянулся и… никого не увидел.
«А-а! Солдат удачи!» — опять кто-то издевательски засмеялся уже справа.
Капитан дёрнулся на голос, и снова пустота полутёмной комнаты. Упав ничком на кровать, он зажал уши, отгородившись от неясных шумов, доносящихся из-за двери. Над головой немедленно завыли мины, летящие прямо на него, чтобы разорвать на кусочки, оторвать правую ногу по колено, нашпиговать пах зазубренными осколками… Чей-то демонический хохот перекрывал страшный вой мин.
«Я схожу с ума!» — отчаянно подумал Алексей, усилием воли отгоняя наваждение.
Подле кровати стояла наполовину опустошённая бутылка водки. Сжав её, он принялся жадно хватать вдруг пересохшими губами обжигающую жидкость, потёкшую по пищеводу раскалённой волной, окатившую внутренности. А он глотал и глотал, пока бутылка не опустела. Отшвырнув её в сторону, гулко покатившуюся, словно кто-то аккуратно катнул гранату, Янычар откинулся на подушку, хранящую едва уловимый запах волос ушедшей девушки.
Лена ему нравилась несмотря ни на что. И это было взаимным: сама призналась. Она смогла разбередить душу, оказывается, ещё живую, способную чувствовать и переживать. Разбередила и ушла навсегда. Как глупо всё закончилось! Как вообще глупо и бессмысленно проходит жизнь…
Глава III
Берцы и планшет
«(9.3) Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим»
На фронт вернулись, словно домой. Абсурдность этого ощущения осознавали все, но, видимо, планида такова у тех, кто вольно или по принуждению посвящает жизнь войне. Они не первые, испытавшие подобное и уж точно не последние.
«Дома» всё оставалось по-прежнему. Из последних новостей было то, что войскам Объединённой Оппозиции удалось отбить серьёзное наступление фйдеров. С обеих сторон работала артиллерия, реактивные установки залпового огня, прикрытие с воздуха осуществляли вертолёты и самолёты.
На перемолотых, изувеченных, горящих и дымящихся позициях живых почти не осталось. Уцелевшие больше напоминали брошенных безвольных опустошённых марионеток, когда никто их не заставляет выполнять определённый набор движений.
Грязные, прокопченные, оглушённые обстрелами, они потерянно сидели и лежали на земле, страшными пустыми глазами глядя в никуда, дожидаясь отправки в тыловые госпитали. Они все и были марионетками в руках тех, кто много говорил о попранной правде, о восстановлении справедливости, о необходимости возвращения к мирной жизни. Но сначала нужна победа. А её приходилось добывать им, на собственной шкуре испытавшим всю «прелесть» бессмысленной войны с соотечественниками, тоже сражающимися за правду, справедливость и мирную жизнь…
Тут же, прямо на земле, лежали раненые, кое-как перебинтованные, окровавленные. Одни стонали и кричали. Другие, потерявшие от боли сознание, лишившиеся конечностей, изрубленные осколками, обожженные до неузнаваемости, оглушёно молчали.
Суетились медработники, в основном девушки, женщины. Не беспокоясь, как выглядят со стороны, они по мере сил старались облегчить страдания несчастных.
Шёл мелкий затяжной дождь. Всё размокло и раскисло. По лужам красным от крови стучали мелкие капли, разбегаясь кругами. Бинты у раненых набухли, грязная вода подтекала под них, не способных самостоятельно пошевелиться и как-то позаботиться о себе. Капли попадали на стянутые мукой лица, и нельзя было понять, дождь ли это или слёзы, коих на войне стесняться не принято, если только это не слёзы труса, считающего что его жизнь ценнее жизни других.
Неподалёку рядами лежали тела погибших, кого удалось вынести из кромешного ада. По сравнению с тем, сколько осталось на поле боя, убитых было вроде как немного, но их скорбные ряды, между которыми не спеша ходил священник с кадилом, казались бесконечными.