ДИВИЗИОН

Подходя к КШМке, я увидел, что почти все уже собрались. Начштаба Васильев, построив прибывших офицеров на небольшой полянке, доложился Абросимову.

Не смотря на покрасневшие от недосыпания глаза, наш командир выглядел бодрым и довольным.

Поздравив всех с боевым крещением, он стал ставить очередную задачу. Обойдя стороной село Шельвов, взводы управления должны были блокировать хутор, находящийся в пяти километрах восточнее. После проверки хутора, к нему подтягивались огневые взвода и управление дивизиона.

Проверку, я так понял, решили провести "на живца", используя небольшую группу солдат и офицеров, изображавших окруженцев.

К блокированию хутора необходимо было подойти со всей серьезностью, так как в этих районах было сильно влияние ОУН, и хозяин одинокого хутора вполне мог оказаться их осведомителем.

Конечно, воевать с нами они бы не стали, но могли сообщить немцам о нашем появлении. Тут он был прав. Я сам видел в селе Магеров, памятник погибшим от рук бандитов ОУН, где последние погибшие датировались 1954-м годом, через девять лет после окончания войны. Кстати, сами местные говорили, что активистов и коммунистов убивали и позже, чуть ли не до 1960-го года, просто хоронили их уже на общем кладбище.

Еще не стемнело, когда мы окружили хутор, расположенный на широкой поляне среди леса.

Сам хутор состоял из двух жилых домов и нескольких сараев. В стороне, возле опушки леса, стояли еще два больших сарая.

Поскольку мы оставили БТРы почти в километре от хутора, его обитатели либо не слышали, либо не обратили внимания на шум наших двигателей. На хуторе шла привычная вечерняя суета. В одном из сараев нетерпеливо мычала корова, которую нужно подоить и напоить. В другом сарае повизгивали свиньи, требовавшие еды. Негромко фыркали стоящие в стойле лошади. Картина была самая мирная, и не верилось, что где-то идет война, о которой напоминала только погромыхивающая на востоке канонада.

Доложив по радио о том, что заняли позиции, мы получили приказ следить за хутором и не допустить, чтоб кто-либо покинул его. Вскоре я увидел, как из леса появилась группа, человек десять, офицеров и солдат и направилась к хутору. Навстречу им вышел мужик, лет сорока пяти, с длинными повислыми усами, одетый в серую домотканую рубаху и такие же штаны. Поздоровавшись с подошедшими военными, он замолчал, ожидая дальнейшего развития событий. Хотя разговор слышно было плохо, долетали только обрывки фраз, можно было понять, что пришедшие просили еды и ночлега. Хозяин в дом приглашать не стал, а предложил ночевать в одном из сараев на опушке, добавив, что еду скоро приготовят и принесут. Военные направились к указанным сараям, а хозяин вернулся в дом. Минут через пять из дома выскочил мальчишка, лет двенадцати и, прячась за сараями и кустарником, направился к лесу, практически туда, где мы залегли. Как только он углубился в лес и перестал оглядываться назад, его схватили.

При допросе, он сначала начал нам рассказывать, что якобы идет искать заблудившуюся корову, но когда сержант Горидзе, страшно выпучив глаза, и поигрывая перед его лицом здоровенным штыком от СВТ, сказал - "Нэ будэщ говорит правду, парежу всэх на шашьлик", - угрюмо насупился и замолчал.

- Ну ладно, Вано, хватит пугать мальчишку! Как тебя зовут? - обратился я уже к пленнику.

- Станислав. - сделав ударение на польский манер, ответил он.

- Ты поляк?

- Мать полька, а отец - украинец.

- Так вот, Станислав, если расскажешь правду, куда и для чего тебя послали, то тебя и твою семью я не трону.

Пошмыгивая носом, он на короткое время задумался, а потом обратился ко мне.

- Побожись, что не сделаешь плохого моей семье!

Вспомнив наставления и подзатыльники бабуси, я ему ответил.

- Хлопчик, в Евангелии сказано, не клянитесь ни землею, ни небом, ни жизнью своей, но пусть твое слово будет твердым. И еще сказано, не поминай имя Господа всуе. Так что божиться я не буду, но даю тебе слово офицера, что если ты нам поможешь, то твою семью я не трону.

Удовлетворенный моим ответом, он стал рассказывать. Хотя я с трудом понимал его сбивчивый рассказ на смеси польского и украинского языков, в общем, понял следующее.

Отец послал его на соседний хутор, находящийся километрах в трех, к "дядьке Богдану", который был проводником ОУН. На том хуторе базировалась боевая группа ОУН из десяти человек. Этот "дядька", приходящийся им каким-то дальним родственником по отцовской линии, держал в страхе всю округу, заставляя сообщать ему обо всех, кто приходил на хутора. Один из хуторов он сжег, убив хозяина-поляка, не сообщившего ему о группе окруженцев, ночевавших на хуторе.

Обычно, таких окруженцев, какими представились наши офицеры, размещали в тех отдельных сараях, кормили и поили, не жалея самогонки. Когда же они засыпали, прибывшие за это время боевики, нападали на спящих военных. Кого убивали сразу, кого отвозили немцам в Торчин, где уже стоял их гарнизон. В общем, опасения Абросимова подтверждались.