Дивные пещеры

— Пуговицу ему любовница оторвала. Во время грабежа кассы, — сказал шофер. — Посмотрим, что здесь… Ага, что-то тяжеленькое… Лютик… глянь… Ого! Деньги? Од-на ты-сяча рублей. Про-ве-ре-но… В смысле — мин нет, Кас-сир… Подпись неразборчива. Впрочем, кассир нам не нужен. Сосчитаем как-нибудь сами. Однако поверим анонимному кассиру на слово. На-ка, Лютик, возьми на мелкие расходы.

Люба молча смотрела на протянутую ей пачку денег, туго спеленатую белыми полосками.

— Бери, бери, не бойся! Они не кусаются! — Шофер рассмеялся каким-то кашляющим, наверно, от волнения, смехом. — Пригодится ребятишкам на молочишко. А поскольку ребятишек нет, то папе и маме на коньячишко. Как, Лютик, а?

Люба взяла деньги, переложила их из ладони в ладонь, словно они были горячими.

— Чьи это? — спросила она растерянно.

— Теперь твои, — хохотнул муж.

— Как… мои?

— Так… Теперь твои, а раньше были государственные. Так как тебя зовут?..

— Костя.

— Костя… Так откуда ты взял эти деньги, Костя? Из кассы?

— Из кассы…

— Значит, государственные?

— Государственные…

— Вот видишь, Костя. Ты сам признался, что брал из кассы государственные деньги.

— Только тысячу, — сказал Костя безнадежным голосом.

У шофера теперь был не только хищный взгляд, но и движения стали хищными, осторожными, как у кошки, когда она услышит поскребывание в темном углу.

— Только тысячу?

— Да… Только тысячу…

— А остальные не взял?

— Остальные не взял.

— Оставил в сейфе?

— Нет… Они лежали на столе… у кассира,

— На столе у кассира?

— Да.

— И ты их не взял?

— Мне было не до денег. Я о них не думал.

По наглому лицу шофера пробежало подобие улыбки, как дальний отсвет сухой молнии.

— Ну вот что, Костя… Как тебя уменьшительно зовут?

— Зачем вам?

— Ну, скажи, скажи, не таись…

— Костыриком… — пробормотал младший бухгалтер.

— Ну вот что, Костырик… Давай дернем коньячку. А? Хорошая идея. Ей-богу, хорошая,

— Мне не хочется… Я уже выпил… немного. Мне далеко ехать.

— Ну, ну, не ломайся… Костырик. — Петя налил младшему бухгалтеру полный фужер коньяку, протянул теперь уже с явственной улыбкой. — Пей, не жалей. Я еще сбегаю. Здесь недалеко. Ради такого гостя… Я не гордый, сбегаю… А ты здесь побудешь. Я не ревную, хотя ты и показал себя большим донжуаном. Ишь как моего Лютика с ходу в автобусе закадрил.

— Я не кадрил…

— Ладно, ладно, не будем ворошить прошлое. Так давай тяпнем за встречу. Ты не представляешь, как я мечтал с тобой встретиться.

Шофер, прищурившись, смотрел на младшего бухгалтера почти с нежностью, как смотрят на драгоценность. Продолжая смотреть, Петя на ощупь налил себе коньяку и выпил, так и не спуская с младшего бухгалтера взгляда.

— Ну-ну, Костырик. Или ты брезгуешь мной?

Костя отхлебнул коньяк, как суп. Шофер не настаивал. Щеки его покраснели, а бритая голова еще больше побледнела и усеялась потом.

— Значит, ты не взял деньги со стола?

— Я уже вам рассказывал… У меня, понимаете, было в некотором роде свидание… Объяснение в любви… наподобие объяснения… Мы повздорили, и я взял тысячу назло.

— Взял назло?

— Ну да… Так бывает… Чтобы позлить,

— Чтобы позлить?

— Я же вам сказал.

— Чтобы позлить?

Костя промолчал.

— Значит, чтобы позлить?

Шофер выпил еще и совсем налился кровью.

— Ты хотел позлить? — спросил он шепотом.

— Да, — тоже почему-то шепотом ответил Костя.

— А ну хватит ломать комедию! — Любин муж вдруг трахнул темным кулачищем по столику. Затряслась посуда. Один фужер наклонился, немного побалансировал на ножке, как эквилибрист, и грохнулся на пол. Петя не обратил на этот факт внимания.

— Я и не думал… — Костя придержал свой фужер рукой. — Я вам всю правду…

— Говори, куда спрятал деньги, падла!

Шофер стал наклоняться к Косте. Из кухни прибежала Люба.

— Что случилось? Петя, помни, тебе нельзя волноваться. У тебя же давление! Договоритесь мирно. Ведь можно же мирно, — Люба вытерла ладони о фартук. — Я вам сейчас шницели принесу. У меня шницели уже готовы. Такие вкусные шницели получились. И водочка у меня холодная есть. Сейчас плохо пить коньяк — жарко.

Жена подошла и погладила мужа по голове.

— Ишь распетушился, дурачок…

— Ладно, неси шницели, — отмякнул Петя. — И водку давай. В самом деле, лучше холодную пить… Давай, Костырик, по-хорошему. Значит, так… Ты мне даешь двадцать тысяч, а себе оставляешь девять… ну и копейки бери, я не мелочный. Правда, по-божески? Учитывай, что у меня семья, а ты пока холостой. Я бы мог и больше взять с тебя, ну да я человек справедливый. Затем так… Я даю тебе новый паспорт и отправляю в горный аул к Любиному братцу. Учти, не из гуманных соображений, а по причине того, что, будучи схваченным, ты продашь меня. А мне, учти, хочется жить на эти денежки в свое удовольствие. Уловил? Ну так говори быстрей, где спрятал деньги. А, Костырик?

— Не брал я денег… Только эту тысячу…

— Ты их в Петровске спрятал или здесь?

— Честное слово не брал. Только эту тысячу.

Шофер прищурился.

— Ну, не хочешь говорить по-доброму, Костырик, не надо. Скажешь по-иному. По пьянке все равно проболтаешься.

Петя налил полный стакан водки, пододвинул к бедному Минакову.

— Пей. Но только до дна.

— Я не могу… Я никогда стаканами..,