Петровск разделился на два неравных лагеря. Одни считали — их было большинство, — что Семену Петровичу не было никакого смысла убивать свою жену: жили дружно, делить было нечего, по бабам Рудаков ходить был не охотник. Другие, более философского склада ума, полагали, что чужая душа — потемки, что жизнь — сложная штука и ни за что в мире нельзя ручаться. Возьмем простой случай, говорила эта вторая, философская часть: захотелось Семену Петровичу опохмелиться, а денег не оказалось, и он просит у жены на чекушку, а жена, конечно, не дает. Слово за слово, разгорается драка, жена падает виском на скобу — и с приветом.
Анализ крови со скобы все-таки оказался не очень определенный, но с Семена Петровича взяли подписку о невыезде. Кроме того, Рудаков, что было неприятнее всего, должен был каждый вечер ходить отмечаться в милицию.
Двор и сад Семена Петровича разбили на квадраты, и там стали работать землекопы-копачи: искали труп.
— Жмот, — сказал молодой копач. — Сколько работаем, даже стакана воды не дал.
У копачей с Рудаковым сразу установились плохие отношения: рыли копачи небрежно, не жалели кустов малины и смородины да еще отпускали разные поганые шуточки.
— Живут же люди, — проворчал лысый копач. — И от жены избавился, и кассу взял… а тут копай за трешку в сутки.
— Ты думаешь, он кассу взял? — заинтересовался молодой копач.
— А кому же еще? С этим… бухгалтером Минаковым сговорились и взяли. Проще пареной репы. Ловкач!
Семен Петрович продолжал молча чинить ступеньку.
— И выкрутится, — молодой оперся на лопату. — Что он, дурак, что ли, ее в саду закапывать? Речка-то она вон, рядом. К ногам камень привязал — и будет лежать до высадки человека на Марсе.
— Ладно, разболтался, — лысый поплевал на ладони. — Поехали, а то вон милиция топает.
Во двор входил младший лейтенант Кобчиков.
— Ну как дела? — энергично воскликнул он, пройдя сразу к копачам и не поздоровавшись с Рудаковым. — Сколько квадратов сделали?
— Ноль целых и одна десятая, — сострил лысый. — Ты сам, начальник, попробуй в такую жару повкалывай. Да еще за трешку в сутки.
— Разговорчики!
Младший лейтенант осмотрел две ямы, которые выкопали лысый и молодой, и вздохнул:
— С такими темпами нам работы на всю пятилетку хватит.
— Пивка бы сходить попить, товарищ старший лейтенант. — Лысый нарочно повысил в звании Кобчикова и сглотнул пересохшим ртом. — А то сейчас народ с завода повалит — до утра стоять придется.
— Ладно. Идите, — вздохнул младший лейтенант. — Все равно от вас толку, как…
— Благодарствуем. Моя милиция меня бережет. — Копачи поставили лопаты к стене дома и торопливо ушли, боясь, что он передумает.
Кобчиков с озабоченным видом осмотрел ямы, не нашел в них ничего примечательного, и у него сделалось огорченное лицо. Огорченное и обиженное, как у мальчишки, которому не дают любимую игрушку.
Младший лейтенант подошел к Рудакову, посмотрел, как тот работает, сказал:
— Слушайте, Рудаков… Бросьте упрямиться… Зря только людей мучаете. Все равно ведь найдем. Не во дворе, так в речке. Не в речке, так в Пещерах. Или в лесу. Год, два, три будем искать, а найдем.
— Дурная голова рукам покоя не дает, — буркнул Семен Петрович.
— Что вы сказали?
— Я говорю: копайте, если желание есть.
— Давайте по-хорошему, Рудаков.
— Я и так по-хорошему. Весь сад испохабили, другой бы давно жалобу подал.
— Чего ж вы не подаете?
— Вас, товарищ Кобчиков, жалко. Молодой вы еще. Выговор дадут — карьеру себе сгубите. Вам ведь не жена моя, товарищ Кобчиков, нужна. В вас честолюбие бродит. Год у нас работаете, а ничем не отличились. Так, пьянки да драки… Не везет вам. Вот вы и уцепились за мою жену.
Младший лейтенант нахмурился.
— Полегче на поворотах, товарищ Рудаков!
— Или с «ограблением века», например, вы горячку порете. Чтобы отличиться, скорее дело закрыть. Не дан бог еще область перехватит. Собаку, беднягу, за сколько верст гнали. А дело-то не такое ясное, как вам кажется.
— Уж не вы ли замешаны?
— Может, и я. Проверьте. Почему Минаков взял документы? Зачем они ему нужны? Чего ж вы молчите?
Главный бухгалтер разогнулся, положил на крыльцо молоток и ехидно посмотрел на милиционера.
— Поймаем Минакова и узнаем. А вы не лезьте не в свое дело. Мало, что ли, своего? — Кобчиков с вызовом глянул на своего противника.
Тот усмехнулся.
— А что будет, товарищ Кобчиков, если я вам место укажу?
— Шуточки шутите, товарищ Рудаков, — младший лейтенант тоже усмехнулся, но тело его напряглось.
— Вдруг не шуточки?
— Дайте слово, что не шутите, товарищ Рудаков.
— Вот еще, товарищ Кобчиков. Какое может быть слово у убийцы?.. Так что тогда будет?
У младшего лейтенанта, видно, пересохло в горле: он хотел что-то сказать, но вместо слов послышался какой-то клекот.
— Может, водички принести?
— Не надо.
— Так что тогда будет?
— Вы смягчите свою участь.
— И все?
— Что же вам еще надо?
— Глупость говорите, товарищ младший лейтенант. Сейчас я свободный, а тогда сяду за решетку. Что лучше?
— Кроме того… вы облегчите совесть.
Рудаков опять усмехнулся и взял молоток.
— Мы в ладах со своей совестью. Я не то имею в виду. Что с вами будет, товарищ младший лейтенант?