Диво

— Так, так… — Дежурной, видимо, хотелось исправить свою бестактность. — Пожалуйста…

— Передайте ей, что ее искали и… спрашивали…

— Сейчас и передать?

— Ну, потом… когда будет выходить…

— А если только завтра?

— Ничего, все равно. Пускай и завтра. Просто скажете.

— Хорошо. Я скажу. — Дежурная смотрела теперь на профессора с плохо скрываемым любопытством.

— Благодарю вас, — сказал Отава, — благодарю и кланяюсь…

Дежурная еще больше удивилась. Многих чудаков она видела. Но чтобы так вот кланялись? Иностранцы, правда, могут поклониться, но молча.

Отава пошел домой. Снова шел по Крещатику. Интересно: сколько раз киевлянин, живущий в центре, проходит за свою жизнь по Крещатику? Он еще отпирал дверь, когда услышал в глубине квартиры телефонный звонок. Наверное, товарищ хочет пригласить его на партию в шахматы. Позвони, позвони! Вчера я тебя беспокоил, сегодня ты меня. Так и проходит жизнь. Взаимно, или, как когда-то говорили наши классики, обоюдно. Он закрыл за собой дверь, взъерошил волосы. Телефон продолжал звонить. Шахматисты — люди терпеливые. Пускай позвонит. Отава снял наконец трубку, сказал:

— Так что? E два — е четыре?

— Это вы меня искали? — спросила она на том конце провода, и у Отавы так задрожало все внутри, что он чуть было не уронил трубку.

— Очевидно, — сказал он измененным голосом, будто мальчишка, застуканный на недозволенном поступке.

— Послушайте, — торопливо промолвила она совсем-совсем близко от него, — я, кажется, схожу с ума… Вы могли бы? Я хочу с вами повидаться…

— Да, — сказал он. Больше ничего не мог сказать, просто исчезли все слова и пропал голос. Неужели? О, неужели это правда? Но это же бессмыслица!

— Где? — спросила она так же коротко, быть может, переживая то же самое, что и он.

— Ну, — он заколебался, — там… возле гостиницы…

— Нет, только не здесь, — быстро возразила она, — я не хочу…

Он понял, что она боится встретить свою братию. «Братцы-население».

— Тогда… — Он лихорадочно подыскивал место. Ведь она впервые в Киеве. — Напротив гостиницы, там фонтаны… Вы, наверное, заметили…

— Не хочу фонтанов…

Видимо, она не хотела быть среди людей, стремилась к уединению, тишине… Но где? Где?

— Вспомнил, — почти весело сказал Отава, — вы идите из гостиницы направо и прямо, прямо… Там увидите лестницу перед музеем… Два каменных льва…

— Нет, нет, только не музей!

— Тогда поднимитесь еще выше. Там огромное здание Совета Министров. Сейчас вечер, ни одного человека. Камень и камень.

— Вы тоже, наверное, каменный, — сказала она. — Хорошо. Возле камней.

— Я уже иду, — сказал он, боясь, что она передумает. — Через двадцать минут буду там.

Отава пришел первым, как и надлежит мужчине. Таи не было. Он подождал немного и пошел вниз по тротуару, неожиданно встретил ее сразу же за кованой решеткой внутреннего двора Совета Министров.

— Все как-то так вышло, — начал он извиняющимся тоном, но она закрыла ему рот ладонью и прошептала:

— Я так перепугалась!

— Чего?

— Темноты, колонн и… камней…

— Один доморощенный мудрец так написал об этом здании: «Зданию немного вредит излишняя монументальность и гипертрофированный ордер, лишенный какого-либо тектонического смысла».

— Перестаньте, — попросила она.

— Уже. — Он попытался засмеяться, но не вышло. Чувствовал себя мальчишкой, который впервые вышел на свидание с девушкой. — Мы не будем продолжать нашу дискуссию об искусстве?

— Перестаньте! — дочти крикнула она. — Если вы не… то я уйду…

— Простите, пожалуйста, у меня в самом деле невыносимый характер…

— Я, наверное, уйду, — неожиданно сказала она, — ибо все это ни к чему…

Отава не знал, что и ответить.

— По-моему, мы оба не совсем нормальны, — наконец засмеялся он.

— Не подумайте, что я истеричка. Мне хочется что-то сделать… Но… С этим этюдом… Просто очень хотелось выставиться именно в этом городе…

— Ошеломить провинцию?

— Нет.

— Показать себя?

— Нет.

— Тогда что же?

— В городе, где… вы. — Она остановилась и смотрела на него сквозь темноту, но и сквозь темноту ясно просвечивали ее удивительные глаза с волчьими огоньками в глубине.

— Но я оказался невежливой свиньей.

— Свиньи не бывают вежливыми.

— Не играет роли… Мне казалось… еще с тех пор… но это теперь прошло…

Он понимал, что должен что-то говорить, что-то делать, чтобы удержать эту женщину возле себя, ибо она снова исчезала от него, могла исчезнуть теперь навсегда, но был удивительно беспомощен, стоял опустив руки, потом как-то машинально, как вчера вычерчивал на бумаге ее имя, с опущенными руками подошел к ней вплотную и прикоснулся губами к Тайному лбу.

Она тотчас же отступила от него, ничего не сказав, он тоже молчал, так постояли некоторое время, кто-то шел по тротуару снизу, несколько пар, раздавался смех, подошвы шаркали по асфальту, а Отаве казалось, что это по его сердцу.

— Проводите меня в гостиницу, — тихо попросила Тая.

— Но с одним условием.

— Говорите, соглашаюсь.

— Чтобы вы не убежали из Киева. Как я той зимой.

— Не убегу.

— А завтра? Что будет завтра?

— Не знаю.