Длань Господня (СИ)

Как ни жалко ей было, но на удивительную посуду, что привезли вчера, у нее сегодня времени позаниматься, наверное, не будет.

Девушка чуть посидела, а потом спустилась вниз и сказала кухарке, не поздоровавшись:

— Зелье варить хочу, а корня мандрагоры у меня нет больше.

Горбунья сразу замерла, уставилась на красивую и голую хозяйку, что прошла мимо нее к своему месту за столом. Зельде совсем не хотелось искать корень. Работа такая была мало того, что противная, кому охота под висельниками протекшими копаться, это все равно, что руки в чрево гниющего трупа запускать, так еще и запретное. Донесет кто, и за такое сразу потащат в стражу, а стражники, недолго думая, отправят к попам. А уже с ними не забалуешь. Зельда к тому же чувствовала, что помимо всего дело это богомерзкое. Почти колдовство, почти смертный грех, а она, все-таки, еще боялась Бога.

— Что? — взглянула на нее Агнес. — Чего смотришь?

— Нет, госпожа, ничего, — не осмелилась возражать Зельда.

— Возьмешь Игнатия, карету и поедешь как госпожа, висельников поищешь, я тебе скажу, что мне еще надобно для зелья будет, так найдешь мне все. И не смотри так, я и для тебя зелье варить буду.

Зельда только поклонилась коротко, хотя лицо ее было, кажется, недовольно.

— Любишь ведь, когда я тебя зельем этим мажу, когда Игнатий тебя берет.

Кухарка опять не ответила, а Агнес это разозлило.

— Думаешь, не знаю я, как ты по ночам в трактиры самые поганые ходишь и там с мужиками грязными прямо на полу, под столами в лужах валяешься? Знаю все. И знаю, почему мужики тебя такую горбатую берут. Это из-за зелья моего только. Из-за зелья! Значит, пользоваться зельем любишь, а как делать зелье, так у тебя в носу от праведности свербит?

— Я все сделаю, госпожа. — ответила, наконец, кухарка, понимая, что лучше госпожу не злить. — Сыщу корень.

— Два найди! — коротко бросила Агнес. — И подавай еду уже, некогда мне. Ута! Одежду неси.

Пока Зельда быстро собирала на стол, а Ута бегом носила одежду и обувь из верхних покоев, девушка медленно меняла свой красивый вид на свой первозданный. Служанки косились на нее и дивились молча и со страхом, видя, как буквально «сдувается» ее красота. И как она превращается в себя настоящую, из яркой красавицы в блеклую девицу шестнадцати лет.

* * *

Пока одевалась, прибежал мальчишка посыльный. Принес короткое письмо от книготорговца:

Товар, что вам так надобен, доставлен, ждет вас.

Сердце ее заколотилось так, что не у каждой девы колотится пред свадьбой. «Товар» — это то, чего она жаждала больше, чем своего господина. Был бы выбор перед ней: замуж иди за него или этот предмет вожделенный получить во владение свое, так еще бы думала. Да нет, не думала бы, выбрала бы этот «товар». С ним она была бы так сильна, что любого мужа себе сама бы выбирала.

Да и кто бы устоял перед ней, кто бы не возжелал ее с ее-то новым видом, видом красавицы редкой. С ее головокружащими зельями, что даже таких стариков, как Отто Лейбус, взволновать могут, с ее знанием и провидением, которые даст ей стекло. Нет такого мужа на свете, кто не покорится ей.

Она встала, не доев:

— Корова, одевай меня, — крикнула она Уте, — идем в поганый дом, а ты, горбунья, как конюх придет, немедля отправляйся искать мне мандрагору и все, что сказала я тебе.

* * *

Дожди в городе всем в радость, только сильные дожди могут вымыть из улиц городских смрад, нечистоты и мусор, хоть ненадолго. Даже если это не очень теплые дожди октября, лишь бы посильнее были. Чтобы поток воды смыл все в канавы и ручьи, а уж оттуда вымыл всю грязь из города прочь, за городские стены.

Только Агнес дождю рада не была, платье надела она и все, ни плаща, ни накидки меховой при ней не было. Промокли обе до нижних юбок. Спрятаться негде было, когда ливень холодный нагрянул, платье сразу стало тяжелым невыносимо. И дорогие туфли с шелковыми чулками вымочил поток, что нес всякую грязь в соседнюю канаву. Шла она к дому книготорговца Уддо Люббеля злая. Подрагивала на свежем ветерке. А вот Уте все нипочем, от коровы толстомясой от плеч и спины только пар шел, так она горча была. Даже лужи не перепрыгивала, шлепала по ним своими огромными ножищами.

Но все раздражение ее, вся злость на непогоду и служанку тут же улетали от девушки, как только думала она о том, что у книготорговца стекло есть. Да какой там дождь, она бы за ним и в метель самую яростную пошла в одном платье.

Мерзкий Уддо Люббель отворил им дверь, даже стучать не пришлось. Кланялся:

— Доброго дня вам, госпожа, доброго дня.