Для фортепиано соло. Новеллы

Конечно, я не присутствовала при их разговоре, но со слов Жака и из письма Бернара я узнала, что он прошел достойно и, как выразился мой муж, «на очень высокой ноте». Они оба предлагали принести себя в жертву и исчезнуть — конечно, речь шла не о самоубийстве, потому что оба полагали, что даже отчаявшийся мужчина всегда может найти себе благородное и полезное применение, а о том, чтобы уехать из Франции на столько, на сколько это будет необходимо. После долгой борьбы, исполненной альтруизма, они договорились, что для меня будет лучше остаться с мужем. Итак, уехать предстояло Бернару.

Позже я узнала, что, по договоренности с Жаком, он не уехал из Парижа. Он просто раз и навсегда решил избегать встреч со мной. Несмотря на доброту Жака, я очень несчастна и иногда думаю, что хорошо было бы встретить в жизни мужчин, которые не играли бы в геройство. А иногда я думаю, что все это было несправедливо. Потому что именно Бернар заставил меня сменить дружбу на любовь, тогда как у меня и в мыслях этого не было. Я прекрасно понимаю, что мужчина не может постоянно думать о своей чести, но когда мысли о ней приходят слишком поздно или посещают его лишь время от времени, для женщин это бывает довольно-таки печально.

Коринфский портик © Перевод. Кира Северова, 2011

Сорок лет совместной жизни супруги лорд и леди Барчестер прожили в одном и том же доме на улице Парк-Лейн.[38] Но после войны они оказались в стесненных обстоятельствах. Неудачно поместили свои деньги, погиб один из сыновей и вдова с детьми осталась на их попечении, а подоходный налог был пять шиллингов на фунт. Лорд Барчестер вынужден был признать, что не в состоянии сохранять одновременно и родовое поместье в Суссексе, и дом на Парк-Лейн. После долгих колебаний — боялся огорчить жену — он наконец решился поведать ей о своих трудностях. Тридцать лет назад их супружеская жизнь протекала довольно бурно, но старость привела к умиротворению, прощению и нежности.

— Дорогая, — сказал он, — я очень сожалею, но вижу лишь один путь закончить наши дни без лишений и знаю, что путь этот будет тягостен для вас. Я оставляю за вами право принять его или отклонить. Вот он: цена земли, что лежит вдоль Парка достигла небывалой величины. Один предприниматель приглядел для себя наш участок — он вклинивается в его владение — и предлагает мне цену, какая позволила бы нам не только купить дом в том же квартале, но еще сохранить часть средств, которые обеспечили бы нам безбедную жизнь на те несколько лет, что нам еще суждены. Но я знаю, как вы любите Барчестер-Хаус, и не хочу делать ничего, что могло бы огорчить вас.

Леди Барчестер согласилась на эту перемену, и через несколько месяцев немолодые супруги обосновались в новом доме в нескольких сотнях метров от того, который они покинули и который рабочие уже начали сносить. Лорд и леди Барчестер каждый день, выходя из дома, проходили мимо своего прежнего жилища и испытывали странное чувство, видя, как постепенно распадается строение, которое еще недавно было для них самым необходимым и самым стабильным символом вселенной. Когда они увидели свой дом без крыши, им показалось, будто это они сами выставлены на ветер и дождь. Особенную боль причинил леди Барчестер вид обрушенного фасада, когда словно на сцене с поднятым занавесом обнажилась комната Патрика, сына, которого она потеряла, и ее собственная спальня, где она сорок лет проводила почти все время.

С улицы она смотрела на вощеный ситец, поблескивающий в ночи, — обивку стен спальни. Она так часто разглядывала его в часы скорби, болезни, а также в часы счастья, что рисунок этой ткани казался ей как бы фоном, на котором была нарисована ее жизнь. А через несколько дней она с удивлением увидела: рабочие содрали ситец, и под ним оказались черные с белым обои, о которых она совсем забыла, но они сразу остро, — она и сама с трудом могла понять почему, — напомнили ей о ее длительной связи с Гарри Уэббом. Сколько раз по утрам, перечитывая восхитительные письма, которые Гарри писал ей с Ближнего Востока, она бесконечно грезила, глядя на эти японские домики. Она очень любила его. Теперь он стал сэром Гарри Уэббом, послом Его Величества в Испании.

Вскоре дождь отклеил эти черно-белые обои, и проявились другие. На них были довольно уродливые цветы, но леди Барчестер вспомнила, как она благоговейно выбирала их перед своим замужеством в 1890 году. В то время она носила платья из голубой саржи и желтое янтарное ожерелье, она старалась походить на миссис Берн Джонс и по воскресеньям ходила на чай к старому Уильяму Моррису. Пока можно было видеть остатки этих розовых с зеленым обоев, она много раз в день проходила мимо дома, потому что этот рисунок напоминал ей ее юность и время ее безмерной любви к лорду Барчестеру.