— Да, — сказал он, испустив глубокий вздох… — Не беспокойся, я тебе все расскажу… Да, сегодня, после моего урока, Треливан прислал своего камердинера, чтобы тот пригласил меня к нему в кабинет. Он работал. Сказав мне «Здравствуйте, друг мой», он спокойно закончил параграф и без единого слова протянул мне два моих письма… (я имел глупость писать письма не только сентиментальные, но и слишком откровенные, которые невозможно защитить). Я забормотал невесть что, какие-то невнятные фразы. У меня не было времени подготовиться: я жил, как ты знаешь, в полной безопасности. А он был совершенно спокоен: я чувствовал, что меня оценивают, взвешивают.
Когда я умолк, он стряхнул пепел с сигареты (о, эта пауза, Рено… невзирая ни на что, я восхищался им, это великий актер) и стал обсуждать со мной «наше» положение, сохраняя полную беспристрастность, с необыкновенной легкостью и удивительной ясностью суждений. Не могу воспроизвести его речь целиком. Мне все казалось предрешенным, очевидным. Он говорил мне: «Вы любите мою жену, вы ей пишете. Она тоже любит вас, и, полагаю, у нее это чувство очень искреннее, очень глубокое. Конечно, вам известно, чем стала наша супружеская жизнь? Ваша и ее любовь не заслуживают даже порицания. Более того, в данный момент у меня есть личные причины желать свободы, я ничем не буду мешать вашему счастью… Дети? Как вы знаете, у меня сыновья, я помещу их интернами в лицей… Каникулы? Все уладится добром, ко всеобщему удовольствию. Малыши никак не пострадают, наоборот, им будет хорошо. Средства на существование? У Терезы есть небольшое состояние, а вы сумеете заработать себе на жизнь… Я вижу только одно препятствие, вернее, сложность: я человек публичный, и мой развод вызовет некоторый шум. Чтобы свести скандал к минимуму, я нуждаюсь в вашей помощи. Я готов предложить вам честный, достойный выход. Я не хочу, чтобы моя жена, оставшись в Париже во время процесса, невольно давала бы пищу поставщикам слухов. Прошу вас уехать и увезти ее с собой. Я предупрежу вашего директора и сделаю так, чтобы вы получили должность преподавателя в провинциальном коллеже…» «Но я не прошел конкурса», — прервал я его. «Ну и что? Это совсем не обязательно. Будьте спокойны, у меня достаточно связей в министерстве, чтобы добиться для вас назначения преподавателем шестого класса. Кстати, ничто не помешает вам готовиться к конкурсу и пройти его в следующем году. Тогда я добьюсь для вас более высокой должности. Главное, не считайте, будто я собираюсь мстить вам… Наоборот. Вы окажетесь в сложной, тягостной ситуации. Я знаю это, друг мой, сочувствую вам, учитываю все нюансы. В этой истории я думаю как о своих интересах, так и о ваших: если вы согласитесь с моим предложением, я помогу вам улучшить ваше положение… Если же вы откажетесь, я вынужден буду прибегнуть к оружию закона».
— Оружие закона, что это значит? Что он может тебе сделать?
— О, все… процесс по соблазнению его жены.
— Что за вздор! Шестнадцать франков штрафа? Он выставит себя на посмешище.
— Да, но такой человек, как он, может погубить любую карьеру. Сопротивляться — чистое безумие, а если, наоборот, уступить… кто знает?
— Ты согласился?
— Через неделю я уезжаю вместе с ней в коллеж в Люксее.
— А она согласна?
— О, — сказал Лекадье, — она изумительна. Я провел вечер у нее. Я спросил ее: «Вы не боитесь жизни в маленьком городке, среди заурядных и скучных людей?» Она ответила мне: «Мы уезжаем вместе, я услышала только это».
Тут я понял, почему Лекадье так легко уступил: его опьяняла мысль, что он будет свободно жить со своей любовницей.
В то время я был, как и он, очень молод: эта театральная развязка показалась мне настолько драматической, что я принял ее фатальную неизбежность, не помышляя о том, чтобы ее оспорить. Позднее, обдумав эти события, уже имея некоторое представление о людях, я понял, что Треливан ловко воспользовался неопытностью юноши, чтобы расчистить от мусора свою жизнь с минимальным ущербом. Ему уже давно хотелось избавиться от докучной жены. Мы впоследствии убедились, что он решил жениться на мадемуазель Марсе. Он знал о первом любовнике, но не посмел тогда затеять скандал с коллегой, что могло бы сделать его политическую жизнь довольно затруднительной. Принадлежность к власти научила его смиряться с обстоятельствами, и он стал поджидать более благоприятного случая. Лучшего он не мог и желать: юноша, раздавленный его авторитетом; жена, надолго удаленная из Парижа, если она решится последовать за своим возлюбленным (и очень вероятно, что она за ним последует, потому что он молод и она его любит); скандал, сведенный до минимума благодаря исчезновению протагонистов. Он увидел в этом выигранную заранее партию и победил в ней без всякого труда.