Для фортепиано соло. Новеллы

В парке туман. Таинственный и меланхолический день. Все начинают готовиться к празднику коллежа (годовщина основания). Гардоны зовут своих друзей, и каждая ученица имеет право на одно приглашение — брата или кузена. У нас будет спектакль (один акт из «Мизантропа»). Жизель, естественно, играет Селимену, а я — Элианту. После этого будет бал. Мы все безумно волнуемся. Еще никогда занятие по танцу не имело такого успеха. Появился новый вальс — бостон, который надо обязательно выучить. Вчера вечером, когда стояла полная луна, Жизель потащила меня в парк. После десяти выходить запрещено, но она обнаружила, что через подвал можно выйти к маленькой дверке, которая всегда открыта.

20 ноября

Великий день. Выходя сегодня утром из спальни, я увидела в коридоре великолепного офицера в небесно-голубом доломане. Большие черные глаза и тонкие усики, едва заметные над губами, — они у него «пурпурные», как пишут в романах. Я так удивилась, что не сумела этого скрыть. Он засмеялся и представился:

— Фабьен дю Ронсере… Племянник вашей директрисы. Она была так мила, что пригласила меня.

Мы обменялись долгим взглядом.

21 ноября

Четыре часа утра. Я едва жива от холода и усталости… Но лечь не могу. Зачем ложиться? Я все равно не засну… Жизель… О, как я боюсь за нее… Но нужно записать все, что произошло. Может быть, это поможет мне успокоиться… С чего начать? Сразу после ужина в столовой, как в обычные дни (но с праздничным меню), мы с Жизель пошли одеваться. Платья с кринолином, довольно низкое декольте — мы были ослепительны. Во дворе раздавался топот множества лошадей. Собирались приглашенные. Я жутко нервничала, сердце колотилось, память отказывала. Как только мы вышли на сцену, уверенность вернулась, а вместе с ней и текст. Надо сказать, что мы имели большой успех… Красивый лейтенант, сидевший в первом ряду рядом с тетушкой, не сводил глаз с Жизель. Я увидела, как он склоняется к мадам Гардон, и угадала вопрос:

— Кто эта красавица?

Ответ скорее всего не был благоприятным: мадам Гардон не любит Жизель.

После пьесы, всех вызовов и комплиментов начался бал. Кавалеров было меньше, чем барышень, и мы немного тревожились. Пригласят ли нас? И будут ли это те мужчины, которым мы понравились? Или нам придется жалким образом танцевать друг с другом? С Жизель все определилось быстро. Фабьен дю Ронсере устремился к ней и заполнил ее блокнот танцами, которые просил оставить за собой. Она разрешила ему с большим удовольствием, но один вальс все-таки отдала Фортунио. А меня заметил молодой латиноамериканский дипломат, довольно симпатичный, брат одной из наших чилиек. Он не отпускал меня весь вечер. С ним или с другими я не пропустила ни одного танца и потеряла из виду Жизель. Около полуночи началась гроза, но оркестр заглушал удары грома. В два часа месье Гардон хлопнул в ладоши и сказал, что нам пора ложиться. Я попыталась отыскать Жизель, потом, не найдя ее, поднялась в спальню в некоторой тревоге.

Она явилась через десять минут, пылающая огнем, задыхаясь, с блестящими глазами и бросилась мне на шею. Она была так возбуждена, что я испугалась.

— Что с тобой? — спросила я.

— Для меня начинается великое приключение, от которого зависит вся моя жизнь, — ответила она.

— Великое приключение?

— Величайшее из всех, — сказала она. — Любовь.

— Что ты несешь?

— Послушай, Эмилия… Ты видела, как Фабьен дю Ронсере увлек меня в сад…

— В сад? Нет, не видела. Зачем же в сад в такую погоду?

— Между двумя танцами… Нам было очень жарко. Вальсируя, он ухаживал за мной. Наконец мы вышли. И там, в тополиной аллее, которая, как ты знаешь, ведет в оранжерею, он сказал мне:

— Я думал, что влюблен во всех женщин и ни в одну из них. Я равнодушно менял их. Солдат нигде не задерживается. И вдруг сегодня вечером я понял, что не смогу жить без вас. Вы та, о которой я мечтал, не веря, что это возможно, вы — воплощение красоты, ума и грации. Впервые я сознаю, что три слова «я люблю вас» имеют смысл… Глубокий и необычный смысл.

Она повторяла эти фразы с таким пылом, что я решила успокоить ее.

— Все мужчины говорят нечто подобное.

— Неправда, — воскликнула Жизель, — и они говорят это не так, как он… В тот момент мы услышали первые громыхания грозы, и на землю упали первые крупные капли. «Ваше платье!» — вскричал он и повлек меня к оранжерее. Там есть скамейка, рядом с пальмами, помнишь? Мы сели, он обхватил меня за талию и попытался поцеловать.

— О, Жизель!

— Что такое? Почему ты говоришь: «О, Жизель»? Разве не естественно, что мужчина и женщина целуются?

— Конечно, но ты так молода… И ты совсем не знаешь его.

— Ты заблуждаешься… Мужчину лучше узнаешь через час любви, чем после года равнодушия… К тому же он скоро женится на мне.

— Он попросил твоей руки?

— Да, но он должен получить разрешение родных и начальства…

— Начальства? При чем здесь его начальство?

— Так делается в армии… В конце концов, увидев, что все разъезжаются, он сказал мне, что ночует в коллеже, в комнате для гостей, рядом с нашей, и попросил меня прийти к нему и продолжить нашу беседу.