Для очистки совести

В один миг атмосфера события накалилась. Если только что все они были группой степенных, культурных людей, занятых аперитивом перед тихим, культурным ужином, то теперь вдруг они превратились в кучку обезумевших от ужаса зомби, беспомощных перед лицом атакующей их техники. Ведь Сид активировал режим тревоги и никто, включая Эллиса, не знал, что с этим делать. Полоска ТРЕВОГА бешено мигала, звуковой сигнал бибикал, девочки и сын Карфарктов в панике выбежали из домашнего кинозала, четыре пары рук беспомощно мельтишили над коробкой, а Эллис всеми силами пытался извлечь цифровой код отключения системы из неведомого закоулка своей памяти, где он хранился. – Один-два-два-один! – выкрикнула Хилари свой вариант. Тина, зажав руками уши, корчила гримасы. Сид совсем потерялся.

Когда после двух неудачных попыток Эллису удалось, наконец, обезвредить свою сигнализацию и все снова расселись по местам со своими стаканами и с возгласами вроде «Ну ни хрена себе!» и «Думал, сейчас дуба дам!», раздался стук в дверь. Пришедшим оказался рослый усатый сотрудник в униформе «Секюр-Компани» при резиновой палке и пистолете. Напросившись войти, он спросил, – Какая-то проблема?

– Нет-нет, – ответил Эллис, замерший в дверном проёме с колотящимся сердцем и острым осознанием того, что к нему прикованы взгляды гостей, – дело в том, что у нас новая сигнализация и мы тут э … немного ошиблись.

– Фамилия, имя? – спросил сотрудник.

– Хансикер. Эллис.

– Кодовое слово?

Эллис оцепенел. Кодовое слово, используемое для успешной идентификации именно для ситуаций вроде этой, было задействовано по инициативе Хилари. – Выберите что-нибудь простое для запоминания, – посоветовала ей та сотрудница «Секюр-Компани» и Хилари выбрала для этого кличку кролика-питомца детей, «Хани-Банни». Эллис не мог назвать этих двух слов. И это в присутствии не только смурного усатого сотрудника, но и глядящих на него с этакими натянуто-глумливыми улыбками на губах Сид с Тиной …

– Кодовое слово? – повторно потребовал сотрудник.

Хилари сидела глубоко погрузившись в кушетку на дальней стороне журнального столика. Наклонившись вперед и подняв руку как ученица в классе, она замахала ею, чтобы привлечь внимание сотрудника. – Хани-Банни, – воскликнула она с таким вздохом, что у Эллиса по шее даже мурашки побежали, – это слово – Хани-Банни.

Это было позавчерашним вечером.

Ну а теперь, при ярком свете субботнего утра, выспавшись сном праведных и осторожных (пусть этот Трусиковый насильник сбежал, или даже все Трусиковые насильники всего мира сбежали, ему было пофиг) и сейчас весь наполненный чувствами самодовольства и выполненного долга вплоть до войлочных стелек его тапок, Эллис откинулся на спинку кресла, потянулся и одарил жену обаятельной улыбочкой. – Как по мне, дорогая, это вопрос приоритетов, – заявил он. – Сид с Тиной могут думать, что хотят, но ты знаешь моё мнение – лучше обезопаситься, чем жалеть, что не сделал этого.

***

Когда позже тем вечером она обсуждала всё это с мужем в кафе «Дженнаро» (для готовки еды дома она была слишком расстроена), а потом ещё по телефону – с сестрой и Бетти Бергер – Жизель жаловалась им, что ещё никогда в её жизни ей не было так страшно. И она не преувеличивала. Это была не страшилка, вырезка из газеты, это было на самом деле. И это случилось с ней.

Этот тип был конченным психом. Гадким. Мерзким. Он продержал её там более четырех часов и не думал ничего покупать у неё – она поняла это в первые пятнадцать минут. Он просто нуждался в аудитории. В людях, на которых можно поорать, которых можно попугать, посверлить своими бегающими синими глазами. Её муж, Ричард, хотел, чтобы она обратилась в полицию, но она отказалась. Ведь что он ей сделал по факту? Да, напугал её, да, прижал ей руку. А что могла сделать полиция – ведь она пошла к нему добровольно.

 «По своей доброй воле». Так он назвал это – слово в слово.

Обиженная и, возможно, слегка потрясенная, она встала из-за кухонного стола клиента, чтобы засунуть бумаги обратно в свой кейс. Он вполголоса ругался, угрюмо бубнил что-то о дебилах, запрудивших автострады своими толстожопыми мерседесами, которые его вечно поджимают, а также о латиносах, ниггерах и младшеклашках, срезающих себе дорогу через его двор. – Свободная страна, мать твою! – вдруг заорал он. – Свободная для каждого панка, извращенца и гризера, чтобы засрать всё то малое, что у меня ещё осталось. А я вот сейчас встану из-за стола и проковыряю пару дырок в одном из этих мелких долбоёбов и тогда увидим, каково это. И я надеюсь, вы защитите меня, мисс Мерседес-Бенц, да? Своими каблучками, чулочками и вашей крутой хай-тек системой сигнализации, да?

Когда она встала, захлопнув свой кейс и мысленно моля бога: не надо мне никаких продаж, не надо уже ничего, только вытащи меня отсюда, вот тут он и схватил её за руку. – Сядь, – рявкнул он, а её попытка вырваться была тщетной, ибо сила его от бешенства лишь нарастала как у психопата в момент психоза или у льва загнанного в своё логово или фанатика, прижатого к стене.