– Вы делаете мне больно, – пожаловалась она ему, когда он принудил её снова сесть. – Мистер … Коулз! – и она услышала, как её голос дрогнул от гнева, страха, боли.
– Да, верно, – согласился он, ещё усиливая хватку, – только ведь ты явилась сюда по своей доброй воле, не так ли? Думала, что сможешь подоить меня, да? Навешать мне на уши эту лапшу насчет вашего хай-тек фуфла и ваших крутых и грозных охранников из «Секюр-Компани» – да видел я их, эту кучку молокососов и институтских ботанов – кого они могут остановить, а? – Отпустив её руку, он стал изводить её своим дрожащим взглядом в сочетании с неистово стиснутыми челюстями.
Она попыталась встать, но он заревел: – Сядь! У нас тут деловые переговоры, мать твою! – Тут он позвал свою жену: – Гленис! Жёнушка! Тащи-ка сюда свою жопу.
Если поначалу Жизель и ожидала от его жены какой-то помощи или сочувствия, то с первого же взгляда на неё поняла, насколько тщетными были её надежды. Его жена даже не смела смотреть на неё. Возникнув в дверном проёме она, бледная как смерть и с дрожащими руками, уставилась в ковролин словно побитая собака. – Два джин-тоника, – скомандовал ей Коулз, втягивая в себя воздух так, будто он стоял у самого порога чего-то важного, у самого старта, – в высоких бокалах, с дольками лайма.
– Но… – начала было возражать Жизель, переводя взгляд с Коулза на его жену.
– Нет, ты выпьешь со мной! – его голос резанул по ней как ледяным клинком. – Давай дружить, а? Покажи мне, на что способна. – Тут он отвернулся, лицо его пылало презрением. – «Секюр-Компани», чтоб её! – выпалил он и поднял взгляд, глядя куда-то сквозь неё. – Давай, ты оградишь меня от этих ублюдков, избавишь меня от них и предоставишь мне какие-то гарантии, ладно? – Его голос возвысился. – У меня есть коллекция оружия стоимостью двенадцать тысяч долларов –будешь нести ответственность за неё? За мой цветной телевизор? Даже за чёртов мусорный бак?
Жизель сидела неподвижно, прикидывая, сможет ли она прорваться к двери черного хода, и принадлежит ли он к тем, у кого она всегда заперта.
– Ну, давай, впаривай мне, – потребовал он, уставившись теперь на неё.
Его жена поставила на стол бокалы джин-тоника и скрылась в тьме коридора. Жизель помалкивала.
– Расскажи мне о том мужике в маске, – предложил он, снова широко ухмыляясь, даже слишком широко, – расскажи мне об этих бедных старых пенсионерах. – Давай же, – настаивал он, а его глаза подзуживали её, – впаривай мне. Я хочу этого. Правда. В смысле, я очень нуждаюсь в вашей фирме и вашем хай-тек фуфле …
Не сводя с неё глаз, он осушил половину своего бокала и снова поставил его на стол. – Нет, серьёзно, – увещевал он. – Ну, хотя бы для очистки моей совести.
***
Последней каплей не стали: ни то мелкое ДТП, в которое прошлым вечером он влип на автостраде, ни та длинная вереница из двухсот нелегальных работяг, на рассвете растянувшаяся вдоль Канога-авеню в поисках работы, ни та колющая сердце обида, всё ещё мучащая его с тех пор, как два года назад ему пришлось досрочно уйти на пенсию, и ни то, что он всю эту ночь сидел и глушил джин, пока Гленис спала, а копы вместе со страховщиками составляли свои протоколы. Нет, ни одно из вышеперечисленных событий не стало ещё той последней каплей, которая, переполнив чашу его терпения, наконец толкнула Эверетта Коулза на преступление. А если бы и стало, то он бы всё равно в этом не признался. Этой каплей также не стали ни та молодая шлюха из «Секюр-Компани» (да, она таки была шлюхой, торгующей своими сиськами, губами, лодыжками и так далее), ни та жилистая карга из охранной фирмы «Уэстек», ни даже тот самодовольном, притворно-ухмыляющимся ублюдке из страховой фирмы «Метрополитен Лайф», хотя он чувствовал, что в этом случае он сам сорвался («Есть страховка на случай смерти и увечья в результате несчастного случая!» – рявкнул он в морду этому типу, настолько заведенный, раздраженный, да ещё и просто бухой, что уже не мог думать ни о чем, кроме своего огромного блестящего дробовика «Маннлихер», висящего на стене кладовки в его доме)… Нет, этой последней каплей стал сынок Рэнса Руби – не пацан, а тупой, свинорылый, пидор.