Для особого случая

– Хорошо не будет больше никогда! Понимаешь?! Никогда! Всё хорошее закончилось! Да и было ли оно, это хорошее?

Толя обвинял Оксану, что всю жизнь сидит у неё под каблуком, а она его ни в грош не ставит, дошёл даже до того, что проклинал день их свадьбы.

– Думаешь, большая радость была замуж за тебя идти?! – фыркала Оксана.

– Ну и не ходила бы! Чего побежала? Аж пятки засверкали!

– Да если бы у меня живот на нос не полез, благодаря твоим стараниям, фиг бы ты меня заполучил!

– Да кому ты нужна-то… – отмахивался обескураженный муж. Тут правда была на её стороне – женились они, действительно, «по залёту». И это был парадоксальный случай, поскольку таким «подлым» образом не девушка захомутала парня, а совсем наоборот.

Толя брал вёдра с пойлом для скотины и надолго отправлялся в хлев. Там он отходил сердцем, неторопливо выскребая навоз, задавая сена корове и телку, насыпая курам зерна. В дом идти не хотелось. Он гладил корову по морде и, тоскуя, вздыхал вместе с ней. Иногда даже плакал… Никто не видел этих слез и даже предположить не мог, какая жуткая внутренняя борьба происходила в такие минуты в его душе.

Толя не пил. И хорошо. А то бы…

* * *

Оксана опустилась на стул около стола, на котором аккуратной стопочкой лежали папки с уголовными делами.

Следователь был другой, строгий, немолодой, в чине капитана. Он присел за стол со своей стороны, надел очки и взял верхнюю папку.

– Как я уже говорил по телефону, вы приглашены для опознания подозреваемого. Я разъясню вам порядок и особенности этой процедуры…

Неожиданно для себя Оксана ощутила страх, её заколотило, ладони вспотели, а во рту пересохло. Она старалась не выдать своего состояния, но когда подписывала предупреждение о даче ложных показаний, рука дрогнула, и подпись вышла корявая.

Затем они прошли длинным гулким коридором, поднялись на второй этаж, зашли в просторную светлую комнату, где их уже ждали. У большого окна за письменным столом перед компьютером сидел ещё один полицейский и быстро что-то печатал. На стоящих вдоль противоположной стены стульях зажато сидели пожилой мужчина и женщина средних лет. Напротив них, под охраной двух конвоиров, стояли три практически одинаковых человека: все одетые в тёмные кожаные куртки, чёрные вязаные шапочки, с заметной небритостью на лицах. Руки у всех заложены за спину. Замерший взгляд в никуда.

Следователь громко, чтобы все присутствующие хорошо его слышали, предложил потерпевшей внимательно посмотреть на этих мужчин и сказать, узнаёт ли она кого-то из них. Вот тут Оксану затрясло всерьёз. Она сделала осторожный шаг в сторону опознаваемых, вгляделась в каждого, стараясь не встречаться с ними глазами, затем отшатнулась и указала на крайнего справа.

– Вы уверены? – спокойно спросил следователь.

– Да, – подтвердила Оксана.

– Где и когда вы встречали этого человека?

– В ту ночь… на заправке…

– Назовите, пожалуйста, чётко дату и место, – перебил её следователь.

Оксана назвала и добавила:

– Это он сидел за рулём и оплачивал топливо. И из баллончика тоже он…

Оксана слышала, как гулко бьётся в груди сердце, как в такт её словам колотит по клавиатуре дознаватель, как хрипло, со свистом дышит пожилой мужчина-понятой.

– По каким приметам вы сейчас выделили именно этого человека? – снова спросил следователь.

– Тёмная одежда, шапочка…

– Все трое одеты в тёмную одежду. На всех троих шапочки. Что ещё?

Оксана замялась, стиснула холодные влажные пальцы рук, подумала и добавила:

– Рост… Невысокий он… Нос кривой, как будто сломанный. Шрам вот… над губой.

– На предварительном следствии вы не показывали об этой особой примете. Что же случилось сейчас?

– Я… я много думала, вспоминала. Вспышками такими, – оправдывалась Оксана, теряя уверенность.

– Вспышками… – повторил следователь. – Хорошо! Подозреваемый, назовите своё полное имя, возраст…

Вскоре конвой увёл всю троицу, но процедура опознания длилась ещё мучительные сорок минут, пока распечатывали протокол, пока его зачитывали и подписывали понятые и потерпевшая. Следователь ещё разъяснял Оксане, когда они остались одни, что-то о сроках, об уликах, о розыске второго фигуранта, о передаче дела в суд, про возмещение ущерба, но она практически не слышала, не понимала его. Кружилась голова, хотелось поскорее на воздух, на свободу…

Выбежав из дверей следственного отдела, Оксана спустилась с крыльца и побрела по мартовской распутице, сама не зная, куда. Спрятаться, забиться в угол, не слышать, не говорить, не чувствовать… Думала ли она, что ей будет так трудно? Понимала ли она, что именно душит её сейчас? Знала ли она раньше в себе то живое, то саднящее, что называется в этом мире совестью? Стыдом?

«Не-ет, – говорила она себе, – это временная слабость. Это удел трусливых и мелких людишек. Ты просто устала. Затянулась история… Ты же не думала, что так? Рановато расслабилась. Всегда надо оставаться начеку. Но всё будет хорошо… Отдохнёшь, и всё будет хорошо…»