Для радости нужны двое

Война вселила в рвущегося вперед Шарля не просто надежды, война давала ему реальный шанс, на то он и был человек военный. И он этот шанс не упустил. Он подавал рапорт за рапортом с просьбой отправить его в действующую армию, пока наконец не добился своего. На театре военных действий он сразу же попал под начало генерала Анри Петена, и это решило многое в его дальнейшей судьбе. В самом начале обороны Вердена он получил первый генеральский чин, был ранен в ногу, к счастью, навылет, и кости остались целы, уже через месяц молодой генерал был снова в строю, и, когда после многих дней кровопролитнейших боев немцы все-таки не прошли и Франция была спасена, Шарль получил следующий по старшинству генеральский чин. По окончании войны рекомендованный генералом Петеном Шарль убыл управлять Тунизией, а когда в 1920 году Анри Петену было присвоено звание маршала, Шарль стал полным генералом.

- Да, да-да-да, - барабаня по столу сухими, крепкими пальцами, пробормотал генерал Шарль, - и что же будет с Тунизией? Что вы думаете по этому поводу, Мари?

- Я думаю, что Северная Африка станет важным театром военных действий.

- А немцы сюда на велосипедах приедут? - с незлобивой усмешкой спросил генерал Шарль.

- Думаю, что приплывут на пароходах. До Сицилии сто пятьдесят километров от Бизерты. Итальянцы уже сейчас готовы вкладывать деньги в реконструкцию тунизийских портов.

- Хм, - генерал посмотрел на Марию, как на неизвестное явление природы, - хм, первый раз в жизни я вижу женщину с такими масштабными взглядами. И что надо делать? Брать деньги у итальянцев или дать им по рукам?

- Конечно, брать.

- Почему?

- Потому что они все равно проиграют, особенно если тронут Россию.

- Зачем итальянцам Россия?

- Я говорю в первую очередь о немцах.

- Хм… как вы все быстро сцепляете!

- Как могу.

- Да, да-да-да… - Губернатор снова забарабанил пальцами по столу. - Если я изложу ход ваших размышлений маршалу Петену, он подумает, что я спятил!

- Жаль, - сухо сказала Мария, - я знаю его нелюбовь к англичанам, но в данном случае они нам не противники, а союзники.

- Мари, это уж слишком! - Губернатор улыбнулся своей обычной дежурной приклеенной улыбкой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Мария видела, что она не убедила Шарля, однако почувствовала, что посеяла в его душе большие сомнения.

Хотя Ульяне и шел двадцать восьмой год, но выглядела она гораздо моложе своих лет. Как Мария и Николь, Уля была из тех женщин, что особенно расцветают от хорошей жизни, а если к этому еще и прибавляется любовь, то они выглядят свежо необыкновенно долго. Любовь пока не прибавилась, но, видно, была не за горами. Во всяком случае, Уля так похорошела, черные глаза ее так сияли, а щеки горели таким нежным румянцем, что не было ни одного мужчины, который бы не обратил на нее внимания. Зуавы, охранявшие дворец, так те просто пожирали ее глазами, и даже доктор Франсуа как-то заметил Николь: "А у вас замечательная младшая сестренка. Когда я читал в русских сказках о русских красавицах, то представлял их именно такими!" Высказывание было столь обширным для доктора Франсуа и столь неожиданным, что даже Клодин пугливо навострила уши.

Возведение дома шло полным ходом.

Мария энергично налаживала фирму по строительству дорог в Тунизии. Самое главное - она получила большой государственный заказ на реконструкцию стокилометровой дороги между Тунисом и Бизертой. Заказ был оформлен ею со всей тщательностью, со всеми юридическими тонкостями, и она надеялась исполнить его наилучшим образом.

Конечно, Марии не хватало Ули, но она нарочно не привлекала ее к своей работе, во-первых, потому, что видела, как интересно ей с Николь, а во-вторых, потому, что видела, как Николь интересно с Ульяной.

"Пусть подружатся как следует, - думала Мария, - это никому не помешает. Пусть Уля войдет в дом губернатора, узнает челядь, поймет порядки и прочая".

Так оно и шло, а тем временем Мария вспомнила о туарегском царьке Исе, который окончил Эколь-Пон-э-Шоссе (Институт путей сообщения) в Париже.

Мария приняла туарега в банке господина Хаджибека, где занимала просторный кабинет с видом на море - на север.

Иса явился в том же общеарабском одеянии, в каком когда-то был на губернаторском балу, на нем была надета джаллалабия (рубаха до пят из легкой ткани, с разрезами по бокам и вырезами для рук и головы, обшитыми тонким серым шнуром), на голове была маленькая такия (белая матерчатая шапочка), обут царек был в светлые бабуши, очень похожие на наши закрытые шлепанцы.

Мария была подчеркнуто любезна с туарегским царьком, но строга, ведь теперь в иерархии туарегского племени, как возведенная в ранг святой, Мария была никак не ниже здравствующего царька, и, поведи она себя по-другому, Иса просто бы ее не понял.

- Мой народ чтит вас как святую! - сказал Иса, едва войдя в кабинет и приложив левую руку к сердцу.

- Это для меня честь, - отвечала Мария, - я постараюсь оправдать доверие вашего народа. Садитесь вот здесь, за столик, а я сяду напротив. Хотите кофе?