Для тебя

— Отпусти меня, Колт.

Он опять встряхнул меня, на этот раз грубее, почти резко, и я поняла: он хочет, чтобы я прислушалась к нему, и одновременно теряет контроль. Я перестала толкать, и Колт заговорил.

— Милая, я отпустил тебя двадцать два года назад, и если отпущу снова, то это приведёт меня к жизни, которую я не хочу. — Он убрал руку с моей груди, но развернул меня лицом к себе и положил ладони мне на шею с обеих сторон, удерживая меня на месте. Он наклонился так близко, что я видела только его лицо. — Хочешь искать виноватых? Хорошо.

Это было сказано голосом, твёрдым как сталь, и я приготовилась, потому что уже слышала этот голос раньше. Так он разговаривал со Сьюзи, только в этот раз он не был грубым, просто твёрдым.

— Ты ушла, а я был таким ослом, что позволил это. Мы оба причинили друг другу боль и действовали глупо, и сдались. Я знал, что не сделал ничего плохого, но насколько сильно я пытался убедить тебя в этом? Ты не была такой, как болтали все эти парни, я знал это, но я всё-таки поверил им, потому что тогда я мог верить, что со мной порвала та, новая Феб. Мы оба были молодыми, мы оба были глупыми, и нас обоих одурачили, а мы этого не знали. — Он сжал руки. — Теперь мы знаем, что нас обманули, и если мы позволим ему сделать это снова, позволим ему вредить нам, позволим ему разлучить нас, тогда мы на самом деле позволим ему выиграть.

— Колт...

— Единственное, чего он хочет, — это ты, — сказал Колт. — Возможно, ты единственная в мире, кого он всегда хотел. Если ты будешь со мной, он тебя не получит. — Он ещё раз сжал руки. — Нравится тебе это сейчас или нет, Феб, но пару дней назад ты вернулась ко мне. Если ты думаешь, что я отпущу тебя, то подумай ещё раз, потому что ты ошибаешься, малыш.

— Колт...

— Ты меня слышишь?

— Колт...

Ещё одно пожатие.

— Фебрари, ты меня слышишь?

Слёзы вернулись, на этот раз я почувствовала, как они собираются в глазах и ползут по щекам с тем зловещим слабым щекотанием, которое всегда оставляют после себя.

Я не прикасалась к нему, не подошла ближе — ничего, я просто смотрела ему в глаза, когда отдала ему единственное, что у меня оставалось.

— У меня внутри есть одно место, — прошептала я. — Тогда, давно, я не рассказывала о нём, не знаю почему, может, потому что я думала, что ты что-то скрываешь от меня, но я никогда не пускала тебя туда.

Он прикоснулся своим лбом к моему и прошептал:

— Милая...

— Ты проник туда, Колт, — сказала я, и увидела, близко-близко, как он открыл глаза. Его руки сжались на моей шее, но не коротко, а так крепко, что я почувствовала подушечку каждого пальца на своей коже. — Несколько дней назад. Я не пускала тебя, ты просто взял и вошёл. — Наконец я положила ладони ему на грудь и сжала его рубашку в кулаках. — Я хочу запереть тебя там, — прошептала я, до смерти боясь, но всё равно рассказывая всё до конца, ничего не скрывая, отдавая ему всё, борясь с дрожью в голосе из-за слёз. — Запереть тебя у себя внутри, детка, и никогда не выпускать.

Он взял в ладони моё лицо и коснулся губами моих губ.

— Я и не хочу уходить, Феб.

— Ты так говоришь, но не знаешь, о чём я. — Мои губы двигались под его губами. — Я не захочу отпустить тебя, даже если буду вести себя так, что ты захочешь уйти.

— Малыш, я никогда не захочу уйти.

Я смяла его рубашку в пальцах.

— Обещай мне.

Он не пообещал, по крайней мере не словами.

Он поцеловал меня. Его губы раскрылись поверх моих, и я повторила за ним. Его язык ворвался внутрь, пальцы скользнули мне в волосы и сжались в кулаки. Я почувствовала боль, но даже не обратила на неё внимания, вжавшись в него, расправляя ладони на его груди, зажимая их между нашими телами. Меня поглотило это обещание без слов — самая прекрасная вещь, которую мне доводилось испытывать, самый чудесный дар, который я получала в жизни.

Только подняв голову, он произнёс слова, в которых больше не было нужды.

— Обещаю, Фебрари.

Меня наполнило необычное, прекрасное тёплое чувство, я даже подумала, что оно просочится через поры наружу. Но каким-то образом, несмотря ни на что, моя кожа удержала его внутри.

Я провела ладонями вверх по груди Колта, по его шее и запустила пальцы в его волосы. Я поднялась на мысочки и поцеловала его, дав ему своё обещание.

* * *

Было уже поздно, когда Колт закрыл дверь за Джимбо и Джесси, запер замок и повернулся к кухне, где остались Фебрари и Джеки. Феб вытирала полотенцем большую кастрюлю, а Джеки мыла стаканы и ставила их вверх дном на сушилку.

От этой картины его охватило некоторое умиротворение, смягчившее боль, которую он испытывал весь день. Оно не прогнало боль — боль от сознания того, что сотворили с ним, с Эми, с Феб и что где-то у него есть сын, — но облегчило её, хоть и немного.